Какие точки зрения существуют по вопросу о месте России в мировой цивилизации?

Определить место России в мировой цивилизации можно лишь путем сопоставления ее исторического опыта с судьбами Европы и Азии. Следовательно, для того,, чтобы разобраться в продолжающейся сотни лет дискуссии об общем и особенном в истории России, нам необходимо выявить основные черты цивилизационного развития Запада и Востока.

Знаменитому английскому поэту Р. Киплингу принадлежат строки:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.

В этом ярком поэтическом образе очень тонко передано осознание пропасти, разделяющей Восток и Запад, ощущение европейцами чуждости, непонятности и враждебности Азии. Впрочем и в настоящее время европейским туристам Восток представляется экзотическим, но вместе с тем странным и загадочным миром. Вот лишь некоторые своеобразные черты японского образа жизни,, подмеченные российским журналистом В. Цветовым: «…Входя в дом, мы снимаем шапку, — японцы снимают ботинки… Нам привычнее персональная ответственность за порученное дело, японцам — коллективная. Русская мать, желая приструнить не в меру расшалившегося ребенка, обычно пугает: «Смотри, из дома больше не выйдешь». В сходной ситуации японская мать прибегает к совершенно противоположной угрозе: «Смотри, в дом больше не войдешь». Объяснившись в любви, мы бросаемся друг к другу в объятия. Японцы поворачиваются друг к другу спиной. Строгая, мы ведем рубанок от себя, а японцы — к себе. Мы высоко ценим специалистов, профессионалов. Японцы предпочитают тех, кого мы неодобрительно назвали бы «всезнайками». Действительно, различия между западной и восточной культурами, традициями, образом жизни очень велики. Но прежде чем выяснить суть этих различий, нам необходимо определить, какой смысл мы вкладываем в понятия «Запад» и «Восток».

Во-первых, понятия Запад — Восток мы используем не как географические, а как историко-культурные термины.

Во-вторых, мы не вносим в них политическое значение, хотя в период «холодной войны» под Западом и Востоком подразумевали два враждебных военно-политических блока: НАТО и Варшавский Договор.

В-третьих, нельзя забывать о том, что и Запад и Восток очень разные. Например, шведы сильно отличаются от испанцев по своему внешнему виду, темпераменту, традициям, религии, образу жизни. Не менее разителен контраст между Японией и Турцией, Китаем и Кувейтом. Поэтому понятия Запад—Восток носят абстрактный характер и используются нами как теоретический инстру­мент в научно-познавательных целях.

В-четвертых, параметры, по которым мы сравниваем западный и восточный типы развития, а также их характеристики в значительной мере условны, и их нельзя абсолютизировать. Так, считается, что приверженность традиционным ценностям препятствует динамичному развитию общества. Однако Япония, сохраняющая верность национальным традициям и обычаям, сумела поставить их на службу экономическому прогрессу.

И тем не менее сравнительный анализ базовых особенностей западного и восточного типов развития позволяет лучше понять структуру мирового сообщества цивилизаций. Прежде всего, для Запада и Востока были характерны различные формы движения. Если для Европы был с известными оговорками характерен линейно-поступательный тип исторического развития, то Востоку была присуща цикличность, повторяемость. Не случайно формационная теория была разработана К. Марксом и Ф. Энгельсом на основе европейского исторического опыта. Для объяснения специфики исторического развития стран Востока она оказалась неэффективной.

Если следовать методике Д. Тредгольда (Великобритания) и сравнить Запад и Восток по таким параметрам, как политический строй, социальная структура, формы собственности, правовые представления и взаимоотношения личности и общества, то получится следующая картина.

Данная таблица нуждается в некоторых пояснениях. Термин «политический плюрализм» означает рассредоточение властных полномочий между различными государственными органами, что свойственно демократии. «Политический монизм» ассоциируется с деспотическими формами правления, характерными для Востока. Понятие «социальный плюрализм» подразумевает развитую сословно-классовую структуру общества, свойственную Западу. Восточное общество не было столь жестко структурированным. Например, ни в Китае, ни в Османской империи не было сословия, идентичного наследственному дворянству в европейских странах. В Османской империи периода ее расцвета и могущества все мусульмане считались равноправными. Формально каждый правоверный мог подняться на вершину социальной пирамиды, проявив храбрость и военный талант на поле брани, либо просто понравившись властителю. В средневековой Турции существовала поговорка: «Все подданные султана, в том числе и великий везир — его рабы. Но и раб может стать великим везиром». Причем эта мудрость основывалась на вполне реальных фактах. Конечно, и на Востоке общественное устройство было иерархическим, но оно базировалось на отличных от европейских представлений принципах.

Аморфная социальная организация, слабая (неразвитая) частная собственность препятствовали развитию на Востоке правосознания в европейском понимании этого слова и, следовательно, не позволили сформироваться правовому государству и гражданскому обществу. В результате на Востоке утвердились деспотические формы правления, характеризовавшиеся самовластьем и правовым произволом. Речь в данном случае идет не об идеализации европейского политического опыта, а лишь о констатации его коренного отличия от восточной политической традиции.

В очень интересной книге известного российского журналиста В. Цветова «Пятнадцатый камень сада Рёандзи» приводятся многочисленные примеры, свидетельствующие о прочности общинного сознания в современной Японии. «Земледельческая община, — пишет В. Цветов, — жизнеспособна лишь при условии полного единомыслия ее членов. Единомыслие любой ценой, в том числе и за счет подавления индивидуальности, самобытности, за счет подчинения воли, желаний членов общины одному мнению. «На бога надейся, а сам не плошай»— мысль, чуждая японцу. Он придерживается взгляда: «Из одной шелковинки не сделаешь нити». Не случайно в Японии распространен принцип «забивания гвоздей». По возвысившейся над группой индивидуальности могут ударить, как бьют по шляпке гвоздя, вылезшего из доски. Верность общинному духу умело используется японскими менеджерами. Она реализуется в формуле: «Фирма — одна семья».

Причины прочности общинных традиций на Востоке хорошо известны современной науке. Они во многом связаны с необходимостью строительства и содержания в рабочем состоянии сложнейших ирригационных систем. В Японии ситуация усугублялась частыми стихийными бедствиями: землетрясениями, тайфунами, наводнениями. Восстанавливать разрушенные дома, приводить в порядок поля, заново прокладывать оросительные каналы одному не под силу. За дело брались всем миром — общиной. Особые природно-климатические условия во многом объясняют причины возникновения восточных деспотий, длительного господства государственной собственности на землю и другие специфические черты исторического развития Востока.

Безусловно, мы рассматриваем лишь вершину огромного айсберга. Например, вне поля нашего зрения остались сложнейшие религиозно-философские системы, созданные на Востоке. Однако, приведенные выше наблюдения позволяют сделать некоторые выводы. Сравнительно-исторический анализ показывает, что одни черты истории России сближают ее с Востоком, а другие — с Западом. С Азией Россию роднят гипертрофированная государственность, длительное сохранение общины, растворение индивидуального в коллективном. Нельзя забывать и о воздействии монголо-татарского нашествия на историческую судьбу России. С Европой россиян связывают давние, со времен Киевской Руси, политические, экономические и культурные отношения. В отличие от Японии и Китая Россия не проводила сознательной политики самоизоляции от европейских стран. Несмотря на различия между православием и католицизмом, русские и европейцы принадлежат к христианскому миру. На Руси еще с допетровских времен было немало европейски образованных людей. Под влиянием реформ начала XVIII века в России сформировалась европеизированная элита, которая оказывала серьезное влияние на общественно-политическую и культурную жизнь страны. Таким образом, определить место России в системе мировой цивилизации очень сложно. Даже форма движения исторического процесса у России была иной, чем у Запада и Востока. Если для Запада был характерен скорее линейный тип развития, а на Востоке наиболее ярко проявилась цикличность, то российская история была отмечена взлетами и падениями, выдающимися победами и горькими поражениями, периодами прогресса и стагнации, реформ и контрреформ. Все это позволяет характеризовать российский исторический процесс как волнообразный (по мнению некоторых ученых, как маятниковый, колебательный).

Дискуссия о месте России в мировой цивилизации восходит к спорам между западниками и славянофилами. Провозвестником западнической интеллектуальной традиции в России был офицер лейб-гвардии гусарского полка в отставке, друг А. С. Пушкина, объявленный за свои философские выступления душевнобольным П. Я. Чаадаев. Видными представителями западничества были правовед К. Д. Кавелин (1818—1885), литературный критик В. Г. Белинский (1811 — 1848), историк Т. H. Грановский (1813—1855), философ, писатель и общественный деятель А. И. Герцен (1812—1870), философ и юрист Б. Н. Чичерин (1823—1904) и др. Это были .люди разных взглядов и судеб, но их сближало критическое отношение к допетровской Руси, оторванной, по и мнению, от Европы. Вот как писал об этом В. Г. Белинский: «В России до Петра Великого не было ни торговли, ни промышленности, ни полиции, ни гражданской безопасности, ни разнообразия нужд и потребностей, ни военного устройства, ибо все это было слабо и ничтожно, потому что было не законом, а обычаем. А нравы? — какая грустная картина! Сколько тут азиатского, варварского, татарского!» Начало подлинной истории России было, с точки зрения западников, связано с петровскими преобразованиями. Они считали, что Петр «вдунул живую душу» в колоссальное, но «поверженное в смертельную дремоту тело России».

В противоположность западникам славянофилы были убеждены, что Петр I нарушил естественный ход русской истории, навязав России чуждый ей европейский путь. «Из могучей земли, — писал К. С. Аксаков, — могучей более всего. Верой и внутренней жизнью, смирением и тишиной, Петр захотел образовать могущество и славу земную… оторвать Русь от родных источников ее жизни… втолкнуть Россию на путь Запада… путь ложный и опасный». Среди славянофилов было немало блестящих ученых и литераторов: К. С. и И. С. Аксаковы (1817—1860, 1823—1886), А. С. Хомяков (1804—1860), Ю. Ф. Самарин (1819—1876), П. В. и И. В. Киреевские (1808—1856, 1806—1856). Они утверждали, что для русской исторической жизни характерны три коренных начала: община, православие и мирное сосуществование государства и народа.

На первый взгляд, разногласия между западниками и славянофилами могут показаться непримиримыми. Однако в действительности их очень многое сближало. Они были выходцами из среды европейски образованной интеллигенции. Их роднили неудовлетворенность итогами культурно-исторического развития России, но в то же время горячая любовь к Отечеству и вера в его высокое предназначение. Славянофилы и западники были враги-друзья. А. И. Герцен говорил: мы подобны двуликому Янусу, у нас одна любовь к России, но не одинаковая».

Новое звучание давний спор о месте России в мире приобрел под влиянием трагических событий 1917 года и гражданской войны. В начале 20-х годов в среде русской эмиграции сформировалось неоднородное, противоречивое, но очень мощное в интеллектуальном плане течение евразийцев. Создателями евразийства были философ и историк Н. С. Трубецкой (1890—1938), географ и геополитик П. Н. Савицкий (1895—1968), сын выдающегося ученого-естествоиспытателя — историк Г. В. Вернадский (1877—1973).

Евразийцы создали собственную историческую концепцию. В ее основе лежало убеждение, что жизнь и культура народов неразрывно связаны с географической средой — их «месторазвитием». Месторазвитием России они считали некий «срединный континент» — Евразию, находящийся между Европой и Азией. Границы «срединного континента», по мнению евразийцев, совпадали с границами Российской империи. Они характеризовали Евразию как «некоторое замкнутое и типичное целое и с точки зрения климата и с точки зрения других географических условий». На этом бескрайнем пространстве сформировалась своеобразная историко-культурная общность. «Евразия предстает перед нами, — заявляли евразийцы, — как возглавляемый Россией особый культурный мир, внутренне и крепко единый в бесконечном и часто, по видимости, противоречивом многообразии своих проявлений. Евразия—Россия — развивающаяся своеобразная культуроличность».

Подведем итоги. Все многообразие точек зрения по вопросу о месте России в мировой цивилизации можно свести к трем основным позициям.

Россия — это Европа. На наш взгляд, такой подход таит в себе опасность игнорирования историко-куль­турной самобытности России.

Россия — это Азия. На память приходят поэтические строки А. Блока: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…» Однако, хотя для европейцев XVI—XVII веков Европа заканчивалась на восточной границе Польши и Россия казалась им дикой азиатской страной, в самой Азии русские воспринимались как представители чуждой религии и культуры. Кроме того, самоидентификация с Востоком связана в России с изоляционистскими по от­ношению к Европе настроениями.

Россия — это особая цивилизация или, по мнению евразийцев, особый культурно-исторический мир… не просто государство, а шестая часть света, не Европа и не Азия, а серединный особый континент — Евразия со своей самостоятельной культурой и исторической судьбой ».

Существуют и другие точки зрения. Например, совре­менный российский историк Л. И. Семенникова считает, что Россия не является самостоятельной цивилизацией, л представляет собой цивилизационно- неоднородное общество. По ее мнению, это особый, исторически сложив­шийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Таким образом, дискуссия продолжается. Причем, спор идет не только о том, какой Россия была в прошлом, но и о том, какой ей быть в будущем. Ведь по существу решается вопрос о выборе пути развития: может ли Россия использовать уже апробированные другими странами экономические и политические модели или она должна идти своим особым путем.