Каковы причины кризиса исторической науки в современной России?

Мировая историческая наука прошла в своем развитии долгий и тернистый путь. В XX столетии она переживает серьезные трудности. Историки XIX века, видевшие свою цель в беспристрастном описании фактов, не смогли предсказать мировые войны, социальные катаклизмы, крушение империй и другие события, потрясшие цивилизацию и изменившие ее облик. Поэтому историю, которую Цицерон называл «учительницей жизни», все чаще обвиняют в том, что «она учит только тому, что ничему не учит». Широкое распространение получили утверждения, что история не наука, а «служанка политики», «девушка для всех». Критика подобных примитивных взглядов на роль истории в обществе содержится в замечательной книге блестящего французского историка М. Блока «Апология истории или ремесло историка» (слово «апология» в переводе с греческого означает «защита»).

Однако было бы неправильным искать причины разочарования в познавательных возможностях исторической науки лишь в заблуждениях и расхожих стереотипах, свойственных современному обывателю. Усложнение общественной жизни, возрастание динамизма социальных и экономических процессов, неоднозначные изменения, происходящие в духовной сфере, потребовали адекватной реакции со стороны ученых-историков, но она явно запоздала. Научно-технические революции XX века вызвали бурный прогресс во всех областях научного знания. На этом фоне история с ее описательностью и приверженностью традиционным научным методам прогрессировала значительно медленнее, чем естествознание, техника и даже некоторые гуманитарные науки. Таким образом, кризис исторической науки имеет международный характер и вызван объективными причинами. Однако кризис исторической науки в современной России связан прежде всего с особенностями социально-политического развития страны в последние десятилетия.

Отечественная историография имеет замечательные традиции. Временем расцвета исторической науки в России стал XIX век. В историю российской науки и культуры золотыми буквами вписаны имена выдающихся историков Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, И. Е. Забелина и др. Они придерживались разных философских взглядов и отстаивали различные исторические концепции. Некоторые научные оценки, содержавшиеся в их трудах, устарели. Но без них невозможно представить великую, русскую культуру XIX столетия.

Октябрьская революция 1917 года прервала связь поколений в отечественной исторической науке. Многие известные историки оказались в эмиграции. В 1922 году по приказу В. И. Ленина из России было выслано более 100 представителей интеллигенции. Среди них были ученые, являющиеся гордостью российской философской и исторической мысли: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Л. И. Карсавин, А. А. Кизеветтер, п. А. Сорокин, Ф. А. Степун, г. В. Флоровский, С. Л. Франк и др. Изгнанники были уведомлены, что возвращение в Советскую Россию будет означать для них смертную казнь. Однако и за рубежом они сохранили любовь к Отечеству и острый интерес к его истории. В среде русской эмиграции трудились талантливые ученые, создавшие интересные исследования по отечественной истории, но­на родине их имена были преданы забвению.

Многие историки старой школы, оставшиеся в России, стали жертвами репрессий. В конце 1929 —начале 1930 г. было сфабриковано так называемое «дело Платонова—Богословского», по которому проходили 115 человек. Всем им были предъявлены стандартные для того времени обвинения в связях с белой эмиграцией, иностранными общественными и государственными деятелями «С целью склонения с их помощью правительств этих государств к скорейшей интервенции против СССР». Арестам подверглись выдающиеся историки академики С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Ю. В. Готье„ Н. П. Лихачев и др. Часть репрессированных ученых не вернулись из заключения и ссылки. С. Ф. Платонов умер в 1933 г. от острой сердечной недостаточности в Самаре. Другие, как, например, Е. В. Тарле и Б. Д. Греков были освобождены и смогли продолжить научную деятельность. Но они понимали, что любое неосторожное слово или смелый научный вывод могут привести к новым репрессиям.

На смену историкам старшего поколения пришли партийные публицисты, а затем молодые историки, получившие образование и сформировавшиеся как личности при советской власти. Для подавляющего большинства из них были характерны разрыв с традициями русской классической историографии и нигилистическое-отношение к трудам западных историков. В советской исторической науке безраздельно господствовали марксистские схемы в их самых упрощенных и вульгаризи­рованных вариантах. Любые попытки нестандартных,, самостоятельных подходов к историческим проблемам сурово карались партийными органами. В сталинские времена за них расплачивались свободой или даже жизнью, позднее — научной карьерой и возможностью, заниматься исследовательской деятельностью. Научные дискуссии по кардинальным проблемам мировой и отечественной истории искусственно прерывались, а ученым насильственно навязывались удобные для господствовавшего политического режима выводы. Историкам был закрыт доступ к очень важным комплексам архивных документов, прежде всего связанным с новейшей историей нашей страны. Исторические труды подвергались жесткой цензуре.

В этих условиях изменилась роль истории в обществе. Она уже не являлась частью отечественной культуры. Более того, она стала утрачивать важнейшие черты научного знания. Господствовавший политический режим не интересовала историческая истина. Она зачастую была для него даже опасна. История была нужна ему не столько как наука, сколько как мощное идеологическое оружие. В результате советские историки, особенно посредственные, превращались из ученых в марксистских пропагандистов. Восторжествовал лозунг, провозглашенный одним из основателей большевистской историографии М. Н. Покровским: «История — это политика, опрокинутая в прошлое». В стране издавалось большое количество исторических книг, защищались многочисленные диссертации, в которых действовали безликие «народные массы», где все определялось развитием «производительных сил», а революции выполняли роль «локомотивов истории». Повсеместное использование подобных штампов не только не осуждалось, но всячески поощрялось. В то же время целые направления исторической науки практически не разрабатывались. Вне поля зрения историков оставались история религии и церкви, проблемы массового сознания, быт и нравы людей прошлого. Многие страницы отечественной истории, особенно советского периода, грубо фальсифицировались. Однако все вышесказанное не означает, что в советский период не было создано ничего положительного. Даже в самые трудные времена в России трудились честные и талантливые ученые. Интересные, хотя и очень спорные книги по истории средневековой Руси принадлежат перу Л. Н. Гумилева. Глубокие исследования, посвященные эпохе Московского царства, создали А. А. Зимин, В. Б. Коорин, Р. Г. Скрынников. Увлекательные сочинения по истории России XVIII века написали Е. В. Анисимов, Н. И. Павленко, Н. Я. Эйдельман. Признанными специалистами по истории международных отношений и внешней политики России являлись Е. В. Тарле и А. 3. Манфред. Перечень этот можно продолжить. Но официальную историческую науку олицетворяли другие имена.

Начало «перестройки» и провозглашение «гласности» привели к краху официальной историографии и кризису исторического сознания в российском обществе. Начавшись с пересмотра локальных, хотя подчас и очень важных эпизодов недавнего прошлого, именовавшихся «белыми пятнами», «гласность» привела к тотальному пересмотру концептуальных основ истории Отечества. Однако написание «новой истории» невозможно по мановению волшебной палочки. Разработка научных концепций требует времени и огромных усилий. Поэтому возник опасный разрыв между всплеском общественного интереса к отечественной истории и неспособностью историков-профессионалов удовлетворить этот интерес. Образовавшийся вакуум заполнила историческая публицистика. По словам молодых, но уже известных ученых Г. Бордюгова и В. Козлова, все стали историками: «Драматурги пишут историческое эссе, а кинорежиссеры делятся своими мыслями о злых гениях русской истории. Кинооператоры создают исторические паноптикумы, а звезды эстрады рассказывают о судьбах русской интеллигенции. Все уже всё знают, все всё понимают и ко всему прикладывают политический аршин». Но, разрушив прежние идеалы, публицистика не смогла создать новые духовные ценности. По признанию тех же авторов, «мы так усердно заполняли «белые пятна» прошлого, что даже не заметили, как в один прекрасный момент остались не только без «белых пятен», но и без прошлого вообще».

Длительное сохранение подобной ситуации чревато утратой нравственных ориентиров и культурной деградацией общества. Однако не менее опасными являются попытки взамен обанкротившихся идей внедрить в общественное сознание новые мифы, созданные под воздействием современной политической конъюнктуры. Переиздание трудов Н. М. Карамзина, В. О. Ключевского, С. М. Соловьева и других выдающихся историков России является благородным делом. Но таким путем нельзя преодолеть кризис исторического сознания в российском обществе. За минувшее столетие мировая историческая мысль, несмотря на все трудности, сделала значительный шаг вперед. Неразумно пренебрегать ее достижениями. Кроме того, каждое поколение должно искать свои ответы на мучительные вопросы общественного бытия. Следовательно, профессиональный и патриотический долг историков заключается в том, чтобы предложить новую, глубоко научную, опирающуюся на достижения мировой науки и традиции отечественной историографии концепцию исторического прошлого России. По мнению ряда историков, основой для создания такой концепции может стать цивилизационный подход к изучению российской истории.