Раннеславянские племена

О населении обширных пространств Восточной Европы, лежавших севернее скифских земель, в Причерноморье, доходили отрывочные и полулегендарные сведения. Некоторые данные о племенах, живущих на север от скифов и савроматов, содержит «История» Геродота. Но великий ученый древности неоднократно указывал, что известия об этих племенах были получены им не от очевидцев и он сомневается в их достоверности.

Действительно, лишь некоторые данные Геродота о северных племе­нах представляются правдивыми, большинство же из них явно не соответствует истине, или весьма неточно и допускает различные толкования. Так, например, Геродот полагал, что по течению Днепра выше невров, меланхленов и андрофагов, живших, повидимому, в южных частях бассейнов Припяти и Десны, простиралась безлюдная пустыня, тогда как в действительности в I тысячелетии до н. э. Европейская часть территории СССР была заселена вплоть до берегов Ледовитого океана. Большие споры в науке вызывают упомянутые Геродотом будины. Они обитали, вероятно, на восток от Днепра в лесостепной и лесной местности, к северу от савроматов. Большинство ученых рассматривает их в качестве древних финно-угорских племен, предков мордовского народа. Имеется, однако, мнение, что владения будинов не шли далеко на восток от Днепра и что будины, как и невры, являлись одним из древних славянских или протославянских племен.

Севернее и восточнее будинов, на расстоянии семи дней пути, очевидно где-то в Заволжье, во времена Геродота жили фиссагеты и иирки. Область этих племен была покрыта обширными лесами, а население занималось преимущественно охотой. Еще дальше, в стране с каменистой почвой, у подножья высоких гор, жили какие-то аргиппеи; они сооружали жилища из войлока, но имели мало скота. Геродот сообщает, что с населением этих отдаленных стран, лежащих, повидимому, в При-уралье, скифские племена производили обмен. При этом им приходилось якобы прибегать к помощи семи переводчиков, чтобы объясняться с племенами, говорящими на семи различных языках.

Все эти известные Геродоту племена жили, однако, по окраине скифских и сарматских земель, а не в глубине северных лесов. Во время войны с Дарием многие из них выступили, будто бы как союзники скифов. Геродот и его соплеменники —жители юга, с трудом переносившие даже скифскую зиму, не могли и думать о том, что севернее Скифии лежит огромная страна с многочисленным и разнообразным населением.

Судя по археологическим данным, ближайшим соседом скифских племен, занимавшим обширные области на Висле, в верхнем Поднестровье и в бассейне среднего и верхнего течения Днепра, была большая группа племен, являвшаяся потомком упомянутых выше пастушеских индо­европейских племен II тысячелетия до н. э., в которых возможно усматривать предков славян.

К скифскому времени эти протославянские или раннеславянские племена далеко шагнули вперед в экономическом, культурном и социальном отношении по сравнению с предыдущей эпохой. Они были хорошо знакомы с железом и железной металлургией, имели развитое для своего времени земледельческое и скотоводческое хозяйство, их социальные отношения, судя по характеру поселений, были близки социальному строю скифских племен.

Вместе с широким распространением металлических орудий, бронзовых, а затем и железных, в хозяйстве протославянских племен особенно возросло значение земледелия. Это было, повидимому, преимущественно лесное, так называемое подсечное земледелие; железный топор был главным его орудием. Но этим племенам было известно уже и пахотное орудие — соха, или рало,— остатки которого были найдены при археологических раскопках на территории Польши. В скифское время начала складываться та древняя славянская земледельческая культура, которая дожила у славян до средневековья.

Изменились у них по сравнению с предыдущей эпохой и общественные порядки. В I тысячелетии до н. э. у древних славянских племен возникли те самые формы патриархального болыпесемейного быта, следы которых прослеживаются археологами и историками в течение всего I тысячелетия н. э., вплоть до Древнейшей Русской правды.

Культура раннеславянских племен в I тысячелетии до н. э., несмот­ря на наличие в ней характерных черт, одинаково свойственных всем славянам, не была вполне однородной по всей обширной области их расселения. В условиях первобытно-общинного строя, когда экономические а культурные связи между племенами были еще очень непрочными, расселение раннеславянских племен по широким пространствам Восточной Европы не могло не привести с течением времени к появлению локальных различий. Этому способствовали и сношения славянских племен с различными соседями. Раннеславянские племена Средней Европы обитали рядом с древними иллирийцами и кельтами. В области Среднего Подне-провья и Поднестровья славяне сталкивались с миром скифских и фракийских племен и их своеобразной культурой. В бассейне Верхнего Днепра древние славяне жили в окружении летто-литовских и финно-угорских племен.

В области Прикарпатья, верхнего Поднестровья и поречья Среднего Днепра в середине I тысячелетия до н. э. обитала обширная группа раннеславянских племен, культура которой испытала на себе сильное влияние соседних скифов. Главными племенами были здесь, вероятно, упомянутые Геродотом невры, обитавшие в лесостепных и лесных областях Волыни. Геродот указывал, что невры, не являлись скифами, но имели скифские обычаи. На восток от Днепра, в низовьях Десны и Сейма, а может быть, и несколько южнее, обитали меланхлены, т. е. черноризцы — люди в черных одеждах. По мнению Геродота, меланхлены, подобно неврам, также имели скифские обычаи. Возможно, наконец, что в числе раннеславянских племен, в культуре которых имелись скифские элементы, были и геродотовские будины, речь о которых уже шла выше.

По уровню социально-экономического развития все эти племена почти не отличались от соседних скифских земледельческих племен. В земле невров известны большие городища, напоминающие городища соседних скифских племен. Жилища невров и меланхленов и другие черты их быта также были близки быту оседлых скифов.

Наиболее бросающимся в глаза археологическим признаком, отличающим древних славян от их соседей — скифов, был погребальный обряд.

Погребальным обрядом, распространенным у всех славянских племен, являлось трупосожжение с последующим захоронением остатков костей в земле. Предание мертвых огню — это обряд, связанный с космическими представлениями, свойственными земледельческому быту, в частности быту, основанному на подсечном земледелии, при котором огонь являлся важнейшим средством подготовки поля к посеву.

В верховьях Днестра, на Волыни и на Киевщине курганы скифского времени содержат обычно остатки обряда трупосожжения, который в более южных, собственно скифских областях сменяется обрядом обычного захоронения мертвых в землю.

Говоря о генетических связях славян с неврами, известный чешский славист Л. Нидерле усматривал их в названиях рек бассейна Западного Буга — таких, как Нура, Нурец, Нурчик, и в подобных же наименованиях многочисленных населенных пунктов этой области, которая вплоть до исторических времен сохраняла название «Земля нурская».

Предполагают, что следы племенного названия невров сохранились в одном из неясных мест русской летописи: «…бысть язык словенск от племени Афетова, Норды же суть словене». Было обращено также внимание на то, что приведенная у Геродота легенда о превращении невров ежегодно на несколько дней в волков являлась вплоть до начала XX в. популярным мотивом белорусского и литовского фольклора. Следы этой неврской мифологии отразились и в «Слове о полку Игореве», где в одном месте речь идет о полоцком князе Всеславе, который «людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше: из Киева дорискаше до кур Тмутороканя; великому Хорсови волком путь прерыскаше…»

Что же касается восточных соседей невров — людей в черных одеждах — меланхленов, то их смутные следы в славянской среде Днепровского левобережья точно так же сохранялись в течение долгого времени, вплоть до эпических княжны Черны и князя Черного, «Черной могилы» и названия городов Чернигова и Воронежа.

В более северных областях, по берегам Припяти и в бассейне Верхнего Днепра следы скифского влияния в середине I тысячелетия до н. э. почти не прослеживаются. Здесь жило население с самобытной культурой, которую мы можем назвать условно культурой верхнеднепровских городищ. Наиболее распространенной формой поселков были здесь укрепленные поселения, сооруженные на мысах высоких речных берегов. Оконечность мыса, ограниченная крутыми склонами, валом и рвом, являлась местом поселения, состоящего из нескольких десятков построек. К ней примыкало нередко обширное пространство, также окруженное земляной оградой и рвом и служившее, вероятно, местом, куда укрывался скот в часы опасности. Жилища были наземными, со стенами, состоявшими из вертикально стоявших столбов, пространство между которыми забиралось плетнем и обмазывалось глиной, так же как ныне сооружаются ук­раинские хаты. При раскопках на городищах у сел Горошкова и Мило-грады, Гомельской области, произведенных в 1952—1955 гг., были найдены железные серпы, наконечники копий, ножи, каменные зернотерки, прясла от веретен, обломки глиняной посуды с круглым дном, разнообразные украшения из бронзы, костяные изделия и др.

Около этих городищ были открыты также и могильники с трупосо-жжениями, по не курганные, как в более южных областях, а состоявшие, повидимому, из каких-то деревянных наземных построек, в которые ссы пались остатки кремации. В северных районах Волыни, к этому времени принадлежат также и могильники в виде «полей погребений», содержащие остатки сожжений.

Область расселения раннеславянских племен в бассейне верхнего Днепра, судя по археологическим данным, охватывала поречье Припяти, доходила по Днепру до устья Березины и шла далеко на Север, по левым притокам Днепра — Десне, Сожу и Ипути. Отсюда славянские поселения проникали в верхнее течение Оки, на верхнее (смоленское) течение Днепра и па верхнюю Волгу, где начинались земли поволжских финно-угорских племен. По Березине, вплоть до Днепра, простирались в то время поселения летто-литовских племен, как указывают языковеды, родственных древним славянам. Они занимали тогда большие пространства в юго-восточной Прибалтике, от устья Вислы на западе и до верховьев Западной Двины на северо-востоке.

Городища раннеславянских племен в бассейне Десныназываются в археологической литературе юхновскими, по имени Юхновского городища, исследованного в 70-х годах XIX в. проф. Д. Я. Самоквасовым. Они располагались обычно на отрогах высокого речного берега и, в отличие от поселений более южных племен, значительных по размерам, редко превышали 2,5 — 3 тыс. кв. м. На такой площадке могло поместиться всего лишь несколько жилищ и хозяйственных построек. Сюда же пригонялось на ночь или в минуту опасности стадо. Со стороны плато площадка городища обычно ограничивалась невысоким земляным валом и рвом. По гребню вала проходил тын из бревен, в валу имелись ворота.

Судя по расположению жилищ и хозяйственных построек, такое городище являлось местом обитания одной общины — большой патриархальной семьи, ведущей свое хозяйство на коллективных началах.

В тех местах, где городища хорошо изучены, обнаруживается, что они располагались тесными группами, по 2—3—4. Группы отстояли друг от друга на 10—15 км.

Такое расположение поселений было связано с общественным строем той эпохи. Можно думать, что в одну группу входили поселки, принадлежавшие общинам одного рода. Вокруг поселений лежала общая родовая территория.

Это предположение подтверждается этнографическими данными. До XVII—XVIII вв. укрепленные поселения, подобные древним славянским, были широко распространены у многих народов Северной Азии, находившихся на ступени патриархальных отношений. В эпоху завоевания Сибири казаки называли эти поселки «острожками». Путешественник XVIII в. С. П. Крашенинников, наблюдавший такие «острожки» у ительменов на Камчатке, писал, что они возводились в таких местах, которые «от натуры крепки и безопасное имеют положение. Всякий острожек ту реку, при которой живет, почитает за владение своего рода и с той реки на другую никогда не переселяется. Если же по какой-либо причине одна или несколько семей пожелают жить особливыми юртами, то делают оные выше или ниже острожка по той же реке или по посторонней, которая в их реку течет. Чего ради думать можно, что на всякой реке живут сродники, которые происходят от одного прародителя».

Именно такая картина наблюдалась в славянских землях в средней полосе Восточной Европы в I тысячелетии до н. э.

При раскопках на городищах обнаруживаются остатки жилищ в виде таких же, как в более южных областях, наземных домов, основой которых являлись вкопанные в землю столбы. Внутри домов встречаются развалины глинобитных печей, обломки глиняной посуды, ручные зернотерки, орудия из кости или металла, остатки пищи в виде костей диких и домашних животных и др.

О том, что славянские племена в этих местах занимались земледелием, свидетельствуют не только зернотерки и небольшие железные серпы, но и следы соломы и половы в глиняной обмазке стен и печей. Среди домаш­них животных, составлявших стадо, особое значение имели, по-видимому, крупный рогатый скот и свиньи. Лошади и мелкий рогатый скот реже шли в пищу. Из молока обитатели городищ изготовляли творог и сыр в особых глиняных сосудах с отверстиями на дне. Они занимались также охотой и рыбной ловлей. На городищах встречаются наконечники стрел, обычно костяные, но иногда бронзовые скифского типа и железные, большие рыболовные крючки из бронзы или железа и глиняные грузила от сетей.

Судя но находкам на городищах, железо у более северных племен первоначально не имело широкого распространения. Находки железных изделий и их обломков на древних городищах очень редки. Не только наконечники стрел, но и многие другие орудия (шилья, острия, мотыги, орудия для обработки кожи и др.) долгое время продолжали изготовляться из кости и рога. Когда именно обитатели Верхнего Поднепровья освоили добычу железа из местных руд — остается пока неизвестным. Возможно, что они долго пользовались железом, получаемым путем обмена от южных соседей. Но в последние века до нашей эры обитатели Верхнего Поднепровья, несомненно, уже сами добывали металл, что повлекло за собой значительное распространение железных изделий в быту.

Иногда на городищах встречаются скифские изделия — бронзовые наконечники стрел и украшения. Некоторые костяные изделия, найденные на городищах, повторяли формы металлических предметов, бытовавших в скифской среде. Это говорит о том, что со скифским миром были связаны не только древние славянские племена, обитавшие в Среднем Поднепровье, но и племена более северных областей.

Одно из городищ в среднем течении Десны — «Благовещенская гора» у с. Вщиж — служило в древности не укрепленным поселением, а культовым местом — святилищем. При раскопках там обнаружены остатки вертикальных столбов, образующих большой круг, в центре которого, возможно, стоял идол.

Рядом открыты остатки длинного дома, в плане дугообразного, огибающего одну сторону упомянутого выше круга. Руководитель раскопок Б. А. Рыбаков указывает, что среди находок на городище не было обычного бытового инвентаря, но были найдены остатки большого глиняного сосуда с изображением зверя, повидимому медведя .

Западным соседом раинеславянских племен территории СССР являлись раннеславянские племена бассейна Вислы и Одера, культура которых получила в археологии наименование лужицкой по имени древней западнославянской земли Лужицы. Эти племена на севере владели побережьем Балтийского моря, на западе их поселения простирались до верхнего течения Эльбы, где начинались земли кельтов и древних германцев, на юге славянские племена достигали верховьев левых притоков среднего Дуная: Моравы, Вага и Грана.

Археологическими памятниками лужицких раннеславянских племев являются остатки мнох очисленных поселений, среди которых в I тысячелетии до н. э. было не мало укрепленных, таких же, как городища Верхнего Поднепровья. Поселения сопровождались «полями погребений», содержащими урны с остатками трупосожжения

Подобно племенам Поднепровья, лужицкие племена имели развитое земледельческо-скотоводческое хозяйство. При исследовании их поселений, среди которых большую известность приобрело поселение в торфянике на Бискупинском озере в Польше, относящееся к середине I тысячелетия до н. э., были найдены многочисленные остатки культурных растений: пшеницы, ячменя, проса, чечевицы, бобов, гороха, мака, репы. Найдено несколько роговых мотыг, серпы из бронзы и железа и каменные зернотерки.

Интереснейшей находкой, сделанной в Бискупинском поселении, являются остатки примитивного пашенного орудия типа рала, сделанного из дерева и, возможно, имевшего металлический наральник. Там же сохранились части массивных деревянных колесниц, свидетельствующих о том, что у славянских племен имелся упряжной скот, применявшийся, несомненно, и в земледелии.

Лужицким племенам были хорошо знакомы кузнечное и меднолитейное дело, о чем говорят находки орудий этих производств и многочисленные металлические изделия, а также прядение и ткачество, обработка кости и рога. Они изготовляли разнообразную глиняную посуду, как более грубую, кухонную, так и нарядную, орнаментированную, нередко лощеную по поверхности. Глиняная посуда, отличающаяся большим разнообразием форм и совершенством выделки, является одной из наиболее характерных черт материальной культуры лужицких племен.

Кроме поселений и погребений, от лужицких племен сохранились многочисленные клады, говорящие об экономических связях как в местной среде, так и с отдаленными областями. В большинстве случаев это клады бронзовых изделий, предназначенных для продажи, или так называемые «клады литейщиков», состоящие из сломанных или дефектных предметов, предназначенных для переплавки. Об экономических связях с отдаленными областями свидетельствуют находки в лужицких землях предметов восточного — скифского и южного — иллирийского и италийского происхождения.

Буржуазная наука, следуя свойственной ей тенденции модернизировать прошлое, наделяла лужицкие племена чертами чуть ли не классового общества. Считалось, что на городищах жила лужицкая знать, властвовавшая над массой земледельческого населения, совершавшая завоевательные походы и подчинявшая себе соседние племена. Такая характеристика раннеславянских племен бассейна Вислы и Одера отнюдь не соответствует, однако, фактическим данным. Все более или менее значительные раскопки открыли картину отнюдь не классового, а патриархального строя, в основных чертах такого же, какой обнаружили раскопки на городищах Поднепровья. На городищах открыты остатки жилищ деревянных или глинобитных, всегда одинаковых, прямоугольных в плане, состоящих из собственно жилища, с простым очагом в центре, и сеней, нередко служивших местом для скота. Лужицкое поселение на Бискупинском озере, расположенное некогда на острове и окруженное мощной деревянной оградой, состояло из нескольких длинных бревенчатых домов, разделенных на однотипные секции — квадратные помещения с сенями. Находки, сделанные в этих домах, свидетельствуют об отсутствии сколько-нибудь заметной имущественной дифференциации их обитателей. Бискупинекое поселение — это типичное первобытное гнездо, родовое или общинное, объединявшее внутри своих стен несколько больших патриархальных семей.

На огромных пространствах от Эльбы на западе и до Оки на востоке, от склонов Карпатских гор на юге и до Балтийского моря на севере в I тысячелетии до н. э. обитало большое число древних славянских племен. Сотни городищ и «полей погребений», в большинстве случаев еще ожидающие своих исследователей, говорят о многочисленности славян, о том, что эти племена, жившие в отдалении от рабовладельческих государств юга, уже тогда составляли большую историческую силу. Их последующие выступления и та выдающаяся роль, которую славяне сыграли в истории раннего европейского Средневековья, были подготовлены многими веками их жизни в глубинах первобытной Евпопьт.