Уровень жизни крепостных крестьян при Петре I

Все же, несмотря на то, что во времена Петра I крепостной стал рабом, «вещью» (как выразится позднее Александр I, в этом унизительном положении крестьян оставались кое-какие лазейки.

По мнению историка Ле Плэ, уровень жизни русского крестьянина, был все-таки сопоставим с уровнем жизни многих крестьян Запада. Естественно, это касалось не всей массы русских крепостных, потому что даже в пределах одного имения встречались люди, можно сказать, зажиточные, и бедняки.

Русский крепостной иногда получал разрешение зани­маться личным ремесленным промыслом и самому продавать продукты своего труда. Причем иногда крепостному даровалось право заниматься ремеслом «с отрывом» от основного, сельскохозяйственного производства.

Фернан Бродель также подчеркивает, что нередко крестьянин получал от хозяина паспорт для занятий отхожим промыслом или торговлей вдали от своего дома.

Но, оставаясь при всем при этом крепостным, крестьянин, даже сколотив состояние, не прекращал уплачивать повинность, правда, уже пропорционально своим сбере­жениям.

В какие только предприятия не пускались русские крестьяне!.. Они были разносчиками, странствующими торговцами, лавочниками или извозчиками. Миллионы крестьян каждую зиму отправлялись в города, чтобы с выгодой продать излишки продуктов.

Если же снега бывало недостаточно для того, чтобы крестьянские сани смогли преодолеть расстояние, отделяющее деревню от «рынка сбыта», в городах наступал голод.

Летом реки бороздили бесчисленные лодочники. Натуралист и антрополог Петр Симон Паллас во время своих исследований, которые он вел по всей России, остановился, в Вышнем Волочке, неподалеку от Твери, «большом селе, [каковое] похоже на городок. Своим ростом, — отмечает Паллас, — он обязан каналу, связывающему Тверцу со Метой. Сия связь Волги с Ладожским озером есть причина того, что почти все землепашцы сей округи предались коммерции; в такой мере, что земледелие там словно бы забро­шено», а село сделалось городом, «центром названного по нему уезда».

Начиная с XVI века прослойка деревенских кустарей могла позволить себе забрасывать работу в поле. Кустарное деревенское производство даже превосходило по своим объемам надомное производство, организованное впоследствии владельцами мануфактур.

Крепостные сумели внести свой вклад в быстрое и ши­рокое развитие петровских мануфактур: если в 1725 году их в России насчитывалось 233, то в конце XVIII века — уже 3360! Правда, здесь учитываются и самые крохотные производства, что, впрочем, не сильно портит картину общего подъема.

Главная часть этого промышленного наступления сосре­дотачивалась вокруг Москвы. Именно таким образом крестьяне принадлежавшего Шереметьевым села Иваново, ко­торые издавна славились, как хорошие ткачи, в конечном счете откроют настоящие мануфактуры, выпускающие на­бивные, льняные и хлопчатые ткани.

Прибыли постепенно приобретут фантастические размеры и Иваново превратится в русский текстильный центр.

Отличительная особенность русского рынка начала XVIII века (как и более позднего времени) заключалась в том, что крупная торговля насчитывала сравнительно мало горожан. Крестьяне отчаянно стремились сделать торговую карьеру и добиться процветания, порой даже противозаконными способами.

Однако без покровительства своих господ они, естественно, ничего не могли добиться. В середине века граф Миних, говоря от имени русского правительства, констатировал, что на протяжении столетия крестьяне «вопреки любым запретам постоянно занимались торговлей, вложили в нее весьма значительные суммы», так что рост и «нынешнее процветание» крупной торговли «обязаны своим существованием умению, труду и капиталовложениям этих крестьян».

Парадоксально, что подобные нувориши фактически продолжали оставаться крепостными. До той поры, естественно, пока они не выкупали у хозяина вольную.

В интересах хозяина было получать и в дальнейшем значительную ренту от доходов своего подневольного, однако он мог и запросить огромную выкупную цену за крестьянина. Потому зажиточный крепостной всеми силами старался скрыть истинный размер своих доходов.

Разумеется, сколько-нибудь значительные состояния удавалось нажить очень немногим. Но всетаки класс крепостных не был изолирован от экономики страны, он искал и находил возможности заниматься предпринимательской деятельностью. К тому же с течением времени росла доля государственных крестьян в общей массе крепостных. Государственные крестьяне были более свободными, над ними тяготела зачастую лишь теоретическая власть.

Постепенно развивался рынок наемного труда — не только в городах, на транспорте, но и в деревне, во время «горячей поры» — на сенокосе или на жатве. Этот рынок пополняли разорившиеся крестьяне или обанкротившиеся ремесленники, которые продолжали работать в предместье, но уже на своего более удачливого в делах соседа.