Особенности экономического и социально-политического строя Латвии и Эстонии

Прибалтика» в общепринятом значении этого слова состояла из трёх губерний: Лифляндской, Эстляндской и Курляндской. Лифляндская и Эстляндская губернии были присоединены к России во время Северной войны, Курляндская досталась России по третьему разделу Польши, в 1795 г. Часть территории Латвии — Латгалия после присоединения к России в 1772 г. входила в состав Витебской губернии.

Включение Прибалтики в состав России имело прогрессивное значение для эстонского и латышского народов. Прежде всего сказывались благоприятные экономические последствия установившихся торговых связей с обширным внутренним рынком России. В экономической жизни России место прибалтийских губерний определялось их выгодным географическим положением на Балтийском море. В первой половине XIX в. через Ригу, Ревель и другие приморские города шёл оживлённый сбыт продуктов сельского хозяйства из значительной части Европейской России. Во внешней торговле России Рига занимала первое место после Петербурга, а по экспорту хлеба даже опередила его Благоприятные рыночные условия стимулировали помещиков к расширению запашки и усилению барщины. Экспорт зерна приносил немалый доход прибалтийским помещикам. Много зерна требовалось и для винокурения, бывшего доходной хозяйственной статьёй. Вывоз строевого леса также являлся источником обогащения для местных крупных землевладельцев.

Города Прибалтики издавна являлись оживлёнными торговыми центрами, но до второй половины XIX в. промышленность в них была развита слабо. Подобным односторонне развитым торговым характером прибалтийских городов объясняется наличие небольшого числа городских жителей: в Курляндии— 5% от общего количества населения, в Эстляндии — бив Лифляндии — 7%. Рост городского населения искусственно задерживался суровыми формами крепостного права и политикой дворянского правительства. Увеличивавшаяся нужда помещиков в рабочих руках исключала возможность добровольного отпуска ими крепостных в города. Поэтому в крае ощущался недостаток наёмных рабочих, и попытки капиталистов основать мануфактуры или фабрики встречали серьёзные препятствия. Помещики, являясь монополистами рабочей силы, насаждали в своих имениях ремесло и крепостную мануфактуру (особенно винокурение и льноткачество) и в большом количестве сбывали водку в русских губерниях. Скупая за бесценок продукты крестьянского хозяйства, прибалтийские помещики вытесняли купца-посредника.

Прибалтийские губернии отличались разнообразием этни­ческого состава населения. Всё местное дворянство, духовенство и большинство городской буржуазии были немцами и представляли собой численно незначительную величину. Коренное население (эсты, латыши) и прочие жители края презрительно назывались «не немцами» (Undeutsche). Латышами по национальности являлись крестьяне Курляндской и южной части Лифляндской губернии, а также Латгалии, эстами — крестьяне Эстляндской губернии, островов Рижского залива и северной части Лифляндской губернии. Городские власти, цехи ремесленников и организации торговцев защищали интересы немецкой буржуазии и жестоко преследовали всех «не немцев», занимавшихся ремеслом или торговлей. Латыши и эсты могли существовать в городах лишь в качестве прислуги, чернорабочих, извозчиков, грузчиков и представителей других «презираемых» и низко оплачиваемых профессий.

Коренное население находилось под двойным гнётом, страдая от крепостного права и национальных притеснений. По­этому в начале XIX в. национальный вопрос в Прибалтике по существу являлся крестьянским вопросом.

Немногочисленный слой немецких дворян (меньше 1 % всего населения) пользовался широкими правами сословного самоуправления и неограниченной властью над коренным населением прибалтийских губерний.

Царское правительство, как правило, не вмешивалось в аграрные отношения Прибалтики. По инициативе самих при­балтийских баронов крепостное право приняло чрезвычайно жестокие формы. Прежние нормы барщины и оброка помещиками не соблюдались. В 1739 г. официальный представитель лифляндского дворянства, ландрат барон Розен, отвечая на вопрос Сената о личных и имущественных правах крепостных, просто приравнивал прибалтийских крестьян к древнеримским рабам.

Экспорт хлеба и усиление винокурения в последние десятилетия XVIII в. вызвали дальнейшее увеличение барщины. В Прибалтике барщина издавна делилась на ординарную (обыкновенную) и экстраординарную. В первом случае работник с лошадью или волами являлся на барщину в определённые сроки в течение всего года и работал установленное количество дней. В латышской части Прибалтики, где крестьяне жили отдельными хуторами, иногда отдалёнными на десятки вёрст от имения, путь на барщину занимал так много времени, что крестьяне, придя издалека, вынуждены были целую неделю оставаться в имении. Среднего размера крестьянский двор в Эстляндии поставлял работника с упряжью на три дня еженедельно, в Лифляндии, где крестьянские дворы были крупнее,— на це­лую неделю, а другую неделю крестьянин оставался дома. К ординарной барщине принадлежала обязанность крестьян с каждого двора давать летом ещё второго «пешего» работника, без лошади. С начала весенних полевых работ (обычно с 23 апреля по Михайлов день — 29 сентября) пеший работник работал на барщине столько же дней еженедельно, сколько и работник с лошадью. Прежде «вторые» или пешие работники требовались на барщину начиная лишь с Иванова дня (24 июня), но с конца XVIII в. их начали выгонять на барщину сразу же после освобождения полей от снега.

В отличие от ординарной барщины экстраординарная не была ограничена определённым количеством дней, а связывалась с отдельными видами спешных сельскохозяйственных работ: с жатвой, сенокосом, вывозом навоза и т. п. В зависимости от того, производилась экстраординарная работа на крестьянских или помещичьих харчах, она делилась на «вспомогательную барщину» и «талку» (толоку, сгон). В последнем случае помещики имели право выгонять на барщину всё работо­способное крестьянское население. Обычай обязывал помещика кормить участников «талки», но к началу XIX в. это правило уже не выполнялось: помещики после окончания работ угощали крестьян несколькими глотками пива или водки —»тем дело и ограничивалось. Именно экстраординарная барщина была наиболее разорительной для крестьян, так как отрывала их от своих самых спешных полевых работ. Кроме того, крестьяне обязаны были на своих подводах перевозить в отдалённые города хлеб, лён и водку помещика, а также давать работниц для ухода за помещичьим скотом. Усиление эксплуатации происходило главным образом за счёт увеличения экстраординарной барщины, которая к концу XVIII в. перестала соответствовать своему названию и фактически превратилась в постоянную, из года в год повторяющуюся повинность. Для прибалтийских помещиков барщина составляла наиболее) ценную статью дохода, а крестьянский оброк имел второстепенное значение.

В начале XIX в. наблюдалось усиление разорения прибал­тийской деревни. Помещики захватывали крестьянскую землю, обезземеливали крестьян; безземельного батрака они ставили в положение, подчинённое крупному крестьянскому двору. Крестьянское население дифференцировалось. В начале XIX в. в Лифляндской губернии безземельные батраки составляли около половины всего населения деревни, а в Курляндской, особенно в казённых имениях, батраков было ещё больше. Несмотря на существовавшие противоречия между батраками и крупными крестьянами, тяжёлый гнёт крепостного права всё же объединял их общей ненавистью к помещикам.

Обострение классовой борьбы и крестьянский вопрос в Латвии и Эстонии на рубеже XIX в. В начале XIX в. в Прибалтике чрезвычайно обострились классовые противоречия между крепостными и помещиками, усилились массовые побеги, волне­ния и восстания крестьян.

Ещё во второй половине XVIII в. стали раздаваться голоса возмущения по поводу крепостного рабства в Прибалтике. Выступали главным образом представители буржуазной интеллигенции. Они защищали «естественные права человека», но в аграрном вопросе ограничивались требованием лишь частичных изменений крепостного права. Только в 90-х годах XVIII в. было выдвинуто требование отмены крепостной зависимости и перехода к вольнонаёмному труду. Наиболее выдающимся представителем этого течения был Г. Меркель — сын сельского пастора, выдающийся публицист, предупреждавший об угрозе всеобщего восстания прибалтийского крестьянства.

Под влиянием революционных событий во Франции и польского восстания 1794 г., нашедшего отзвуки в Курляндии, русское правительство стало обращать внимание на волнения крестьян в Прибалтике, расположенной на западной окраине империи и поэтому внушавшей особенные опасения на случай международных осложнений. Лифляндский ландтаг под давлением русского правительства вынужден был высказаться о положении крестьян, и в связи с этим были приняты так называемые «27 пунктов», которые подтверждали за крепостными право свободного распоряжения движимым имуществом, но одновременно предусматривали узаконение значительно повышенной экстраординарной барщины. По существу помещики продолжали отказываться от каких бы то ни было уступок в крестьянском вопросе, желая сохранить существующее положение.

В 90-х годах XVIII в. волнения крестьян стали постоянным явлением. В 1797 г. происходили волнения, вызванные повышением подушной подати. Распространялось убеждение в неизбежности отмены крепостного права. Обсуждение проекта реформ на ландтагах ещё более усиливало надежды крестьян. Наблюдался также рост недовольства среди низов городского населения. Между тем отдельные помещики продолжали истязать своих крепостных. Особенной жестокостью «прославилась» графиня Делагарди, поведение которой вызвало смущение даже в петербургских придворных кругах. Крестьяне стали отказываться от барщинных работ. Это движение усилилось после опубликования губернатором в мае 1802 г. правительственного указа о замене натуральных поставок фуража для армии денежной платой. Крестьяне повсеместно толковали указ как полное освобождение их от барщины и оброка и обвиняли помещиков и губернские власти в утайке от них настоящего указа русского правительства Во второй половине сентября 1802 г. батраки имений в окрестностях города Вольмара отказались работать на барщине. Прибывшая на место волнений военная команда хотела подверг­нуть батраков наказанию, но встретила сопротивление крестьян; правительство прислало новые воинские части. Количество восставших крестьян всё увеличивалось; в восстании приняли участие крестьяне, прибывшие даже из отдалённых местностей. 10 октября произошло столкновение с войсками, во время которого толпа восставших крестьян, вооружённых лишь кольями, косами и камнями, была рассеяна. Восстание в Вольмарском уезде произвело сильное впечатление на правительство.

Весной 1803 г. эстонские крестьяне Перновского уезда (имение Кабал) отказались работать на барщине более трёх дней в неделю. Испугавшиеся бароны потребовали от правительства присылки в Лифляндию новых военных подкреплений и заявляли, что аграрные реформы могут лишь ускорить начало всеобщего восстания.