Народы Сибири

Многочисленные народы Сибири были слабо развиты в хозяйственном отношении и являлись объектом жестокой национально-колониальной политики. Буряты и якуты относились к народам Сибири, наиболее продвинувшимся в социально-экономическом отношении, народы Севера — к числу наиболее отсталых. Наиболее существенным явлением в жизни бурят в первой половине XIX в. был постепенный их переход от кочевого к полуоседлому быту, уменьшение роли скотоводства и относительный рост земледелия. Это относится как к восточным, забайкальским, бурятам, ещё в XVIII в. целиком сохранявшим кочевой, скотоводческий быт, так и к западным, иркутским, у которых земледелие и полуоседлый образ жизни существовали и раньше. Переход к оседлости и земледелию происходил под влиянием соседнего русского населения и сопровождался ростом товарных отношений и дальнейшей классовой дифференциацией.

Забайкальские буряты особенно страдали в это время от притеснений своей могущественной и полновластной аристократии, которая пользовалась поддержкой царской администрации. Так, у хоринских бурят ещё с начала XVIII в. власть принадлежала знатной тайшинской фамилии потомков зай-сана Шодоя Болторикова, который в 1729 г. получил первым от правительства «патент» на звание тайши. Из представителей этой фамилии особенно выделялся тайша Дымбыл Галсанов, правивший с 1815 г. и своими жестокими действиями и беззастенчивым расхищением общественных денег неоднократно вызывавший возмущение масс.

Экономика и быт якутов в большей степени сохраняли старый уклад. Хозяйство якутов оставалось почти целиком скотоводческим. Скот принадлежал в большинстве тойонам; для последних главной формой ведения хозяйства была раз­дача скота в пользование своим бедным одноулусникам — так называемый «хасаас», при помощи которого тойоны держали улусное население в безвыходной кабале. В то же время в руках тойонов была захваченная ими ещё в XVIII в. общинная земля, в частности сенокосные угодья. Тойоны упорно сопротивлялись всяким попыткам произвести хотя бы частичный земельный передел. Им удалось отстоять захва­ченную землю даже тогда, когда правительство с целью при­остановить угрожающее падение ясачных сборов потребовало от тойонов передела земли (деятельность «2-й ясачной комис­сии» 1828—1835 гг.). Как раз в эту эпоху якутское тойонство получило в свои руки новое орудие для своей политики: это была Якутская степная дума, открытая по особому ходатайству тойонов в 1827 г. и составлевная из «отборнейших» предста­вителей тойонской знати. Эта дума ознаменовала свою кратко­временную деятельность такими скандальными делами (тор-. гово-спекулянтская экспедиция к охотским тунгусам в 1828 г., расхищение 20 тыс. руб. общественных денег и пр.), что скомпрометировала себя даже в глазах правительства. В 1838 г. Якутская степная дума была упразднена «за бесполезностью».

Положение якутских народных масс было тяжёлым, но они ещё не могли подняться на борьбу за свои интересы. Косвенным отражением стихийного протеста якутской бедноты было в те годы движение известного «разбойника» Василия Манчары. Он прославился в 30—40-х годах своими смелыми нападениями на тойонские хозяйства и многократными побегами из-под ареста. Позднейшие якутские предания изображают Манчары как народного героя — борца за правду. Сосланный в Вилюйский округ, Манчары умер там в 1870 г.

Большинство остальных народов Сибири стояло на более низком уровне общественного развития: это были охотники— эвенки (тунгусы), кеты, вогулы; рыболовы — ханты и камча­далы; оленеводы — ненцы, чукчи и коряки. Родовая знать этих народов превращалась в самостоятельный класс эксплуататоров при энергичном участии царской администрации, всячески покровительствовавшей местным «князькам» и «старостам». Охотники, рыболовы и оленеводы испытывали жестокий гнёт со стороны русских купцов-ростовщиков, беззастенчиво обиравших население Севера, приводивших к обеднению его, к постоянным голодовкам, к вымиранию Доходившие до отчаяния местные народы пытались иногда силой вернуть себе свободу и избавиться от гнёта, но эти попытки кончались неудачей. Наиболее известно восстание ненцев под руководством Вауля Пьеттомина в 30—40-х годах. Во главе небольшой вооружённой дружины, составленной из ненецкой бедноты, Вауль нападал на богачей, отбирал у них оленей и раздавал их неимущим жителям тундры. В январе 1841 г. Вауль с целым отрядом в 4 сотни вооружённых дружинников подступил даже к Обдорску, намереваясь свергнуть власть ненецкого князька Тайшина и освободить тундру от царского гнёта. Местным областям лишь при помощи обмана удалось захватить Вауля и его ближайших сотоварищей в плен. Участники восстания были биты кнутом и сосланы на каторгу. Позже, в 1856 г., бывшие сподвижники Вауля пытались возобновить борьбу за освобождение ненецкого народа, но безуспешно. В XVIII в. в Сибири особенно широкие размеры приобрело колониальное рабство захват, продажа и эксплуатация рабов, особенно из казахов и алтайских племён. Но рост рабства означал в то же время убыль ясачного населения, поэтому царское правительство с начала XIX в. стало принимать меры к ограничению работорговли: указами 1808, 1825, 1826 гг. предписывалось постепенное освобождение рабов ж запрещалась их покупка.

Управление сибирскими «инородцами» входило в круг деятельности сибирских генерал-губернаторов, всевластию и произволу которых было вверено царизмом управление Сибирью. Положение несколько упорядочилось, но принципиально не изменилось в генерал-губернаторстве М. М. Сперанского (1819—1822 гг.), находившегося в опале с 1812 г.

Наиболее значительным памятником законодательной деятельности Сперанского в Сибири явился «Устав об управлении инородцев» (1822 г.), который оставался в действии до Октябрьской революции 1917 г. Царизм оформил в этом законе свою политику опоры на местную феодальную и полуфеодальную аристократию — тойонов, тайшей, зайсангов, мурз. Феодальная и полуфеодальная верхушка Сибири была низовой агентурой царизма; с этой целью он поддерживал и укреплял её привилегированное положение и привлёк к участию и в самом составлении устава.

Устав 1822 г. вводил деление народов Сибири на три «раз­ряда»: оседлых, кочевых и бродячих. К первым причислялись татары и часть алтайских племён, ко вторым — буряты, якуты, тунгусы, остяки, вогулы и некоторые другие, к бродячим — охотничьи и оленеводческие племена Крайнего Севера: «самоеды», «инородцы туруханекие», юкагиры, коряки, ламуты. «Оседлые инородцы» были уставом уравнены в правах и обязанностях с русскими крестьянами (кроме рекрутской повинности, которой они не несли), а для кочевых и бродячих племён вводились особые формы общественно-политического устройства, которые узаконили власть местной аристократии. Для них устанавливались так называемые «инородные управы» (соответствующие русским волостным управлениям) и подчинённые этим управам родовые управления; у «бродячих инородцев» вводились только родовые управления. Для некоторых кочевых народов, у которых были более широкие родоплеменные связи, устанавливалась ещё третья, высшая административная инстанция — степная дума. Степные думы были введены у бурят и хакасов, позже на короткое время (1827—1838 гг.)— у якутов. Как в родовых управлениях, так и в инородных управах и в степных думах сидели представители национальной эксплуататорской верхушки — старосты с помощниками, головы и выборные, а в степных думах — главный родоначаль­ник и заседатели, которые все принадлежали к числу «почётных и лучших родовичей». Эти органы управления были в то же время и судебными органами; судопроизводство в них основывалось на местном обычном праве и, следовательно, тоже служило интересам местной знати. Только крупные уголовные дела не входили в компетенцию этих судов и были подведомственны общим судебным учреждениям. Вся эта система «инородческого управления» подчинялась общей окружной администрации и представляла собой вполне законченную форму сотрудничества царской бюрократии с местной феодально-родовой аристократией для совместной эксплуатации трудящихся масс.

Реформы Сперанского, уничтожив торговые монополии, дали толчок общему экономическому оживлению Сибири, но это оживление ограничилось только сферой торговли. Промышленность Сибири развивалась чрезвычайно медленно. Из России в Сибирь ввозились не только ткани, железные, стеклянные товары, но даже деревянные изделия — дуги, ложки и прочие несложные изделия. Из промышленных товаров Сибирь почти ничего не производила. Единственной отраслью промышленности, которая испытала в первой половине XIX в. бурный, хотя и кратковременный, рост, являлась золотопромышленность (золото было открыто в горах Алтая в 1828 г., в Енисейской губернии — около 1830 г., несколько позже — по рекам Витиму и Олекме).

И для народов Сибири включение их в состав России имело большое прогрессивное значение. Конечно, колониально-феодальный гнёт царизма был для них очень тяжёл и задерживал их развитие, однако общение с русским народом усилило поступательное движение: было изжито рабство, укрепилось земледелие, усилились экономические связи, развилось товарное хозяйство; культурное общение привело к овладению многими ценными хозяйственными и культурными навыками.