Срыв планов сепаратной капитуляции Германии

На протяжении всей войны фашистская Германия предпринимала отчаянные попытки разобщить и противопоставить друг другу союзные державы. Особенно сильно проявились эти стремления гитлеровских политиков к концу войны, когда положение Германии становилось с каждым днем все более катастрофическим. Для обреченного врага не было большей опасности, чем сплоченность Объединенных Наций. Надеясь внести раскол в союз великих держав, гитлеровцы затягивали войну и навязчиво предлагали США и Англии сепаратную капитуляцию. Однако все потуги фашистских политиков оказались тщетными, ибо в основе союза Объединенных Наций лежали не случайные и преходящие мотивы, а жизненные интересы народов.

Послевоенная западногерманская историография, стремясь снять ответственность с германского генералитета, обелить его в глазах общественности, демагогически объявляет виновником бессмысленной борьбы Гитлера и других фашистских главарей. «Оглядываясь теперь назад, трудно понять смысл продолжения борьбы немцами…— пишет Типпельскирх.— Борьба продолжалась, потому что не нашлось никого, кто мог бы или хотел бы положить ей конец, пока существовал человек, сделавший ее неизбежной» .

Бесспорно, что, чувствуя свою обреченность, Гитлер хотел погубить как можно больше людей. «Если мне суждено погибнуть,— говорил он,— то пусть погибнет и немецкий народ». Известно, что Гитлер лично отдал приказ затопить берлинский метрополитен, где во время боев за столицу Германии нашли себе убежище десятки тысяч стариков, женщин, детей, раненых. Однако нелепо утверждать, что армия сопротивлялась только по той причине, что никто из германских генералов не решался ослушаться фюрера. Ведь и после его смерти верховное командование пыталось «держаться до последнего» на Восточном фронте, избежать безоговорочной капитуляции.

Правящая верхушка фашистской Германии и монополистические круги, в свое время приведшие Гитлера к власти, затягивая войну, добивались определенной цели — выиграть время для спасения германского милитаристского государства. Существовали различные планы достижения этой цели. Суть их сводилась к тому, чтобы, раздувая путем всевозможных интриг противоречия между участниками антифашистской коалиции, спровоцировать их столкновение друг с другом.

В отношении Советского Союза, как известно, эти попытки заканчивались полным провалом. Верное своему союзническому долгу, Советское правительство решительно отметало все, что могло помешать лояльному сотрудничеству стран антифашистской коалиции, укреплению боевого содружества их армий и окончательному разгрому германских вооруженных сил и гитлеровского государства. В Германии об этом, разумеется, прекрасно знали. Но там были осведомлены и о том, что победы Красной Армии и неизмеримо выросшие мощь и международный авторитет Советского Союза, огромные симпатии к нему народных масс всех стран тревожат влиятельные круги США и Англии. Фашистская разведка брала на учет всех сколько-нибудь значительных деятелей западных держав, проявлявших подобные настроения.

Союзнические соглашения предусматривали, что борьба против Германии и ее сателлитов будет вестись вплоть до безоговорочной капитуляции гитлеровских вооруженных сил. Эта формулировка, предложенная президентом США Рузвельтом еще в 1943 г. на конференции в Касабланке, была вновь подтверждена на Крымской конференции глав правительств трех ведущих держав антифашистской коалиции. Однако по мере того как Советские Вооруженные Силы продвигались на запад, наиболее реакционные профашистски настроенные круги Соединенных Штатов Америки и Англии все более открыто настаивали на сохранении нацистского государства в Германии, чтобы впоследствии использовать его в качестве противовеса Советскому Союзу.

К концу войны подобные голоса раздавались все громче. Во влиятельных сфе­рах Англии и США полагали, что Германия уже достаточно ослаблена и будет послушной исполнительницей воли западных держав. Дальнейшее ее ослабление считалось нежелательным. Эту точку зрения весьма выразительно передает целиком разделявший ее английский военный историк Д. Фуллер. Было бы нормальным, утверждает он, если бы западные державы заключили перемирие с фашистами сразу же после провала германского наступления в Арденнах в январе 1945 г. «Однако,— пишет он,— вследствие требования безоговорочной капитуляции война отнюдь не была нормальной» . Откровенно излагая взгляды английских и американских реакционеров, Фуллер не стыдится назвать принцип безоговорочной капитуляции «идиотским лозунгом» и прямо заявляет, что «война перестала быть стратегической проблемой» и что «борьба перешла в чисто политическую сферу и велась уже не между вооруженными силами, а между двумя политическими системами: на одной стороне была система западных союзных держав, а на другой — Россия».

Для тех, от чьего имени выступает Фуллер, врагом номер один был боевой соратник Англии и США — Советский Союз, а Германия, против которой вели совместную борьбу свободолюбивые народы, рассматривалась как возможный сообщник в осуществлении антисоветских замыслов. Это подтверждает не кто иной, как Уинстон Черчилль. Говоря в своих мемуарах о последнем периоде войны, он заяв­ляет, что «разрушение германской военной мощи принесло с собой коренные изменения в отношениях между коммунистической Россией и западными демократиями». В соответствии с этим, пишет далее бывший премьер-министр Англии, выдавая далеко идущие замыслы империалистической реакции, западным державам в своей политике и стратегии надлежало руководствоваться следующим: «Во-первых, тем, что Советская Россия стала смертельной опасностью для свободного (империалистического.— Ред.) мира. Во-вторых, тем, что против ее дальнейшего продвижения немедленно должен быть создан новый фронт. В-третьих, тем, что этот фронт в Европе должен пролегать как можно дальше на восток».

Перед нами прямое признание того, что правящие круги империалистических держав Запада взяли курс на развал антифашистской коалиции и вероломное нарушение своих союзнических обязательств по отношению к СССР.

Фашистская пропаганда в свою очередь стремилась запугать западные державы ростом мощи СССР и победами Красной Армии. Нацистская печать и радиовещание были полны рассуждений о том, что Германия борется якобы «в интересах всего Запада». «…Если Европа и вместе с ней весь высокоморальный Запад с его культурой и цивилизацией еще не окончательно погрузились в пучину темной бездны, которая угрожающе разверзается перед нами,— заявил Геббельс по радио 20 апреля 1945 г.,— то они обязаны этим одному лишь Гитлеру» . Сопротивление войскам Красной Армии в Берлине нацисты объявляли «схваткой европейского значения». Армию и население Германии убеждали в том, что фюрер, мол, обязательно найдет выход из положения — надо лишь во что бы то ни стало продержаться на Восточном фронте.

Гитлеровская клика все еще надеялась на заключение сепаратного мира с США и Англией. В инструкции германского министерства иностранных дел об установле­нии контактов с англичанами и американцами, разосланной в начале 1945 г. германским дипломатическим представителям в нейтральных странах, указывалось, что следует всячески использовать антисоветские настроения в англо-американских кругах, раздувать такие настроения, запугивать западных деятелей перспективой победы Красной Армии. Шаги, предпринятые с этой целью гитлеровской дипломатией, не остались безрезультатными. Советник министерства иностранных дел фон Шмиден, выехавший в Швейцарию, чтобы попытаться вступить в контакт с западными представителями, сообщил в Берлин, что ему намекнули на возможность такого контакта. Готовность к этому проявлял А. Даллес.

В феврале 1945 г. главный уполномоченный СС при группе армий «Ц» эсэсовский обергруппенфюрер К. Вольф получил от Гитлера указание начать конкретные действия для установления контакта. Официально Вольф выступал как представитель командующего группой армий «Ц» фельдмаршала Кессельринга. 21 февраля Вольф через третьих лиц достиг предварительной договоренности, а 8 марта в Цюрихе состоялась его первая встреча с А. Даллесом.

По свидетельству активного участника описываемых событий гитлеровского дипломата Р. Рана, германская сторона фактически ставила на переговорах вопрос о почетном перемирии на итальянском фронте. Согласно предложениям, разработанным Вольфом и Раном, военные действия на этом фронте должны были немедленно прекратиться; германская группа армий «Ц» получала возможность организованно отступить в Юго-Западную Германию, чтобы нести там полицейскую службу по предотвращению выступлений иностранных рабочих; немецкое командование обязывалось при отступлении воздержаться от разрушения промышленных и транспортных сооружений и обеспечить англо-американским войскам свободное продвижение в Северную Италию и Австрию.

Со своей стороны А. Даллес действовал с одобрения главнокомандующего союзных войск в районе Средиземного моря английского фельдмаршала Г. Алексан-дера, которому был подчинен по военной линии. Даллес, а за ним и Александер положительно отнеслись к соображениям, высказанным Вольфом. Донося о переговорах 8 марта Объединенному комитету начальников штабов союзников, Александер подчеркивал, что условия, которые будут разработаны для прекращения военных действий в Италии, могут стать образцом для применения на других фронтах . Во время этих переговоров, получивших у западных союзников кодовое название «Кроссворд», речь шла о широко задуманной акции с целью заключить за спиной Советского Союза сепаратное перемирие с нацистами. Западные державы попытались ввести Советское правительство в заблуждение по поводу характера «Кроссворда», изобразить дело так, будто речь идет не о переговорах, а всего только об их под­готовке.

Разгадав истинные намерения Лондона и Вашингтона, Советское правительство 16 марта решительно потребовало прекратить начатые переговоры. Несмотря на это, 19 марта переговоры были продолжены. Поведение англо-американских властей в ходе переговоров «Кроссворд» подтвердило, что для достижения своекорыстных целей они были готовы пренебречь союзническим долгом. 22 марта Народный комиссариат иностранных дел СССР в письмах американскому и английскому послам указал на недопустимость проведения за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны с Германией, переговоров между представителями англо-американского и германского командования, ибо такое положение не могло служить делу сохранения и укрепления доверия между СССР, с одной стороны, и США и Англией — с другой. В ходе переписки обнаружилась «разница во взглядах на то, что может позволить себе союзник в отношении другого союзника и чего он не должен позволить себе». Разоблачение Советским правительством двойной игры английских и амери­канских руководителей заставило их отказаться от дальнейших попыток вести сепаратные переговоры.

Неудаче «Кроссворда» способствовало и то обстоятельство, что в правящей верхушке фашистской Германии усилился разброд. Гитлер, вначале санкциониро­вавший переговоры, в дальнейшем наложил на них запрет. Он, а также наиболее близкие к нему фашистские главари — Геббельс и Борман — маниакально верили в то, что между США и Англией, с одной стороны, и Советским Союзом — с другой, «автоматически» произойдет столкновение, лишь только их войска встретятся. Эти надежды особенно усилились после смерти Франклина Рузвельта, за которой, по убеждению Гитлера и его окружения, должен был последовать крутой поворот в политике Соединенных Штатов.

В Берлине смерть американского президента восприняли как «подарок судьбы» , пишет Типпельскирх. Адъютант гросс-адмирала Дёница В. Людде-Нейрат передает в своих воспоминаниях, что фюрер, радостно возбужденный, ночью лично сообщил по телефону гросс-адмиралу только что полученную новость. Принося Гитлеру поздравления по поводу кончины ненавистного ему американского президента, имя которого столь тесно связано с возникновением и борьбой антифашистской коалиции, Геббельс пророчествовал, что смерть Рузвельта принесет с собой «решающий перелом». В имперской канцелярии подыскивали «исторические параллели», вспоминая, например, как в 1762 г. смерть царицы Елизаветы и восшествие на русский престол поклонника пруссачества Петра III спасли Фридриха II от разгрома в Семилетней войне. В приказе от 16 апреля Гитлер объявлял, что смерть американского президента вызовет поворот в ходе войны. 18 апреля он приказал прекратить всякие дальнейшие переговоры.

В то же время германское верховное командование распорядилось сосредото­чить все боеспособные силы в трех укрепленных районах —южном (Северная Италия, Западная Австрия, центральная и западная части Чехословакии, северо-запад Югославии и Южная Бавария), северном (Шлезвиг-Гольштейн, часть Голландии, Дания и Норвегия) и берлинском. В южный район был назначен командующим фельдмаршал Кессельринг, в северный — уполномоченным — гросс-адмирал Дёниц; сам Гитлер решил остаться в Берлине, намереваясь лично руководить обороной столицы. Распо­ложив так свои силы, Гитлер, как он сам говорил Вольфу, хотел выждать, пока вой­ска западных союзников и Красная Армия, заполнив «пустоты», не «передерутся» друг с другом .

Иную позицию занимали Гиммлер и Геринг. Полагаясь на свои связи в Англии и Соединенных Штатах, Геринг главным образом в монополистических кругах, а Гиммлер в сферах, имеющих отношение к шпионажу и контрразведке, пытались добиться выгодного для себя соглашения с западными державами. Каждый из них, действуя независимо один от другого, самонадеянно считал, что именно он больше, чем кто-либо другой, подходит для заключения такой сделки.

В бомбоубежище имперской канцелярии 20 апреля в последний раз собралась по случаю дня рождения фюрера вся нацистская верхушка. Заверив Гитлера в своей преданности, Геринг и Гиммлер покинули столицу. Геринг, который, как главнокомандующий военно-воздушных сил, был связан с фельдмаршалом Кессельрингом, отправился в южный район, куда к тому времени была эвакуирована основная часть аппарата министерств, и избрал своей резиденцией Оберзальцберг. Гиммлер выехал на север, где его ближайший помощник глава разведки и контрразведки В. Шелленберг готовил почву для его встречи с председателем шведского Красного Креста графом Ф. Бернадоттом, которого предполагалось использовать в качестве посредника при переговорах: с западными державами.

Днем 23 апреля в имперской канцелярии была получена радиограмма Геринга. Ссылаясь на то, что столица Германии окружена и Гитлер, находясь там, не в состоянии выполнять свои обязанности, рейхсмаргаал уведомлял фюрера, что, если к 22 часам того же дня не последует никакого ответа, он будет считать вступившим в силу указ от 29 июня 1941 г. По этому указу Геринг, в случае если Гитлер будет лишен возможности осуществлять свои функции, назначался его преемником на всех постах в государстве, партии и вермахте. Получив радиограмму, Гитлер пришел в ярость. Он приказал лишить Геринга всех должностей и званий, исключить из нацистской партии, арестовать его и его ближайших сотрудников — Ламмерса, К. Коллера и других. Главнокомандующим военно-воздушных сил вместо Геринга был назначен фельдмаршал Р. фон Грейм, маньяк, который даже после взятия Берлина требовал «продолжения борьбы до победного конца».

В своих записках Коллер рассказывает, что на следующий день, 24 апреля, рейхсмаршал намеревался вылететь в ставку Эйзенхауэра, будучи убежденным в том, что без труда договорится с главнокомандующим союзных сил на Западноевропейском театре военных действий. При подготовке к встрече Геринг решил опубли­ковать обращение к армии и народу. Поручая Коллеру составить текст, он дал такую установку: «При чтении этого документа русским должно казаться, что мы хотим по-прежнему вести борьбу против Запада и Востока; американцы и англичане должны прочесть в нем, что мы не намерены вести борьбу против Запада, но будем продолжать ее против Советов. Солдаты должны из него понять, что война продолжается, но в то же время близится ее завершение с более благоприятными для нас перспекти­вами, чем ранее» . Несколько дней спустя, когда союзные войска вступили в Обер­зальцберг, Геринг был арестован американскими военными властями. Уже находясь под арестом, он заявил, что разочаровался в американцах и добивался свидания с английскими руководителями.

Со своей стороны Гиммлер прилагал усилия к тому, чтобы через посредство Ф. Бернадотта — члена шведской королевской семьи, располагавшего влиятельными связями в Англии, вступить в контакт с британским правительством. Официально Бернадотт вел в Германии переговоры об облегчении участи пленных и интернированных скандинавов. Рейхсфюрер СС поддерживал с ним отношения еще с 1943 г., а на протяжении 1945 г. дважды встречался лично. В ночь на 24 апреля Гиммлер в сопровождении Шелленберга прибыл в шведское консульство в Любеке, где их ожи­дал Бернадотт. Рейхсфюрер СС заявил Бернадотту, что, по его мнению, Гитлер уже мертв или умрет в ближайшие дни. «В сложившейся ситуации, — продолжал Гиммлер,— руки у меня свободны. Желая предохранить возможно большую часть Германии от русского вторжения, я готов капитулировать на Западном фронте, чтобы тем самым войска западных держав смогли как можно быстрее продвинуться на восток. В противоположность этому я не намерен капитулировать на Восточном фронте. Я всегда был и останусь заклятым врагом большевизма».

Бернадотт согласился передать в шведское министерство иностранных дел пред­ложение Гиммлера, с тем чтобы оно было доведено до сведения английского и американского правительств. 24 апреля министр иностранных дел Швеции Э. Богеман пригласил к себе американского посланника в Стокгольме Г. Джонсона и английского посланника В. Маллета. Бернадотт изложил им содержание своей беседы с Гиммлером. Однако правительства Англии и США отказались вести с Гиммлером сепаратные переговоры. 26 апреля они сообщили о его предложениях и своем отношении к ним Совет­скому правительству , а затем предали гласности информацию Бернадотта.

Утром 27 апреля Бернадотт, вернувшийся в Германию, передал отрицатель­ный ответ западных держав ожидавшему его во Фленсбурге Шелленбергу, который сообщил его Гиммлеру. Узнав из американских радиопередач о предпринятых Гиммлером шагах, Гитлер 28 апреля приказал исключить его из партии и направил Дёницу распоряжение о его аресте, которое, однако, не было выполнено.

Неудача Геринга и Гиммлера объясняется не только их одиозностью, делавшей переговоры с ними немыслимыми для любого правительства, которое желало сохранить свой престиж. Причины отказа Соединенных Штатов и Англии принять сепаратную капитуляцию германских вооруженных сил на всем Западном фронте были более глубокими. Прежде всего обращает на себя внимание разница в позиции американского и английского правительств. Хотя в Соединенных Штатах влиятельные круги, имевшие своих представителей на важных постах в армии, в дипломатическом аппарате, разведке, считали сговор с нацистами весьма желательным, эта точка зрения не находила безусловной поддержки в высших правительственных сферах.

В Англии же, наоборот, на антисоветскую сделку готовы были пойти высшие государственные руководители.Черчилль в речи, произнесенной в Вудфорде 23 ноября 1954 г. и послужившей поводом к его окончательному уходу с поста премьер-министра, по неосторожности, как он объяснял впоследствии, проговорился, что в конце апреля 1945 г. он дал фельдмаршалу Монтгомери следующее указание: «Старательно собирать германское оружие и складывать его, чтобы его легче можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось». На заключительном этапе войны Черчилль, по его собственному признанию, прилагал большие усилия к тому, чтобы уже тогда побудить правительство США к созданию сплоченного антисоветского фронта. Но, сетует он в своих мемуарах, «в Соединенных Штатах отсутствовало необходимое политическое руководство в момент, когда оно было нужнее всего», сам же он мог «только предостерегать и убеждать». Идея сепаратных переговоров с фашистскими главарями в последние дни войны была отвергнута Черчиллем лишь после того, как Ва­шингтон категорически отказался их вести.

Американское правительство не пошло на сговор с нацистами и даже постаралось умерить пыл Черчилля, разумеется, не потому, что питало больше симпатий к Советскому Союзу. В этом отношении взгляды правящих кругов западных держав совпадали: они определялись ненавистью к социализму и боязнью дальнейшего усиления симпатий народов к Советскому Союзу. Но на протяжении всей войны Англию и США разделяли глубокие, непримиримые противоречия по вопросу о том, какая именно из двух держав должна играть ведущую роль в мире. Идеи американского века и американского мира («Паке Америкаыа») выдвигались идеологами монополистического капитала США уже давно. По мнению этих идеологов, участие Сое­диненных Штатов в войне должно было служить единственной цели — установлению «американского мирового руководства». В противоположность этому империалистические круги Великобритании стремились обеспечить аналогичную роль для себя. Поскольку в Лондоне понимали, что реальное соотношение сил между США и Англией складывается не в пользу последней, там старались не открыто предъявлять претензии, а исподволь навязывать свои решения Вашингтону.

Эти империалистические противоречия во многом определили поведение США и Англии на завершающем этапе войны. Каждый из западных союзников преследовал свои эгоистические интересы. Позиция Соединенных Штатов определялась, в частности, тем, что они были крайне заинтересованы во вступлении Советских Вооруженных Сил в войну против Японии. В США понимали, что, отказавшись от принципа безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии или иным образом грубо нарушив свой союзнический долг, западные державы тем самым освободили бы Советский — Союз от взятого им на себя по их же просьбе обязательства. «Это,— пишет американский военный историк Ф. С. Погью,— было особенно верно в тот момент, когда все еще казалось необходимым посылать войска на Тихоокеанский театр и когда оказалось, что советская помощь может быть необходима для разгрома противника на Дальнем Востоке».

Нельзя также не отметить, что Рузвельт действительно был убежденным противником нацизма и сторонником сотрудничества с СССР. Как рассказывает Г. Гопкинс, на Крымской конференции ни у президента, ни у кого-либо из американской делегации не оставалось никакого сомнения в том, что США смогут ужиться с Советским Союзом и «работать мирно так долго, как это только можно себе представить». К концу войны дух рузвельтовской политики был еще слишком силен в Соединенных Штатах, чтобы люди, возглавившие после смерти Рузвельта правительство, сразу же могли что-либо изменить.

Реакционная западногерманская историография прямо объявляет американских руководителей виновниками того, что на завершающем этапе войны дело не дошло до создания антисоветской коалиции западных держав с привлечением к ней нацистов и что военный союз СССР, Англии и США оставался нерушимым. «Трагическая вина Рузвельта в том,— пишет Типпельскирх,— что он не отказался своевременно от этого противоестественного союза. Вместо этого он пошел по порочному пути «безоговорочной капитуляции»… Так он стал могильщиком нового устойчивого мирового порядка» . Другой западногерманский военный историк, В. Герлиц, тоже упрекает американцев в том, что они «подходили ко всей проблеме совершенно аполитично». Эйзенхауэр, жалуется он, «видел только военную цель — поражение Гитлера и германских вооруженных сил». Именно американские генералы, в первую очередь Эйзенхауэр и командующий 12-й группой армии Брэдли, повинны, по утверждению Герлица, в том, что войска западных держав не пошли дальше установленной демар­кационной линии. Герлиц отмечает также несогласие между ними и заместителем Эйзенхауэра английским фельдмаршалом Монтгомери . Дело здесь, разумеется, не в разногласиях между командующими, а в тех политических установках, из которых исходили правительства США и Англии, каждое из них преследовало в первую очередь собственные цели, зачастую шедшие вразрез с интересами партнера Далее, не только в США, но и в Англии, когда речь заходила о какой-либо сделке с фашистской Германией, возникали сомнения в надежности подобного партнера И действительно, заключать такую сделку в условиях полного развала гитлеровского государства было не с кем. Ведь нельзя же было всерьез считать представителем Гер­мании того или иного обанкротившегося авантюриста К тому же влиятельные крут США и Англии, в том числе и настроенные крайне антисоветски, весьма сомневались в том, что спровоцированный вооруженный конфликт между западными державами и Советским Союзом, несмотря на участие вермахта, закончится для них успехом

Препятствием к антисоветскому сговору между Англией, США и Германией было и тс?, что любое правительство, которое попыталось бы заключить союз с виновниками самой разрушительной в мировой истории воины и дать приказ о совместном с ними выступлении против СССР, подверглось бы риску быть сметенным народными массами и армией собственной страны. Ввиду этого даже самые реакционные люди из правящих кругов США и Англии должны были считаться с тем, что солдаты их армий не стали бы воевать против Советского Союза.

Фельдмаршал Монтгомери по этому поводу со всей откровенностью пишет в своих воспоминаниях, что английский народ «никогда не позволил бы послать себя в бой против русских в 1945 г », и прямо признает «Русские были героями во время германской войны, и, если бы британское правительство захотело воевать против них в 1945 г , оно попало бы в трудное положение у себя дома» . Реакционный английский публицист и социолог С. Хаддлстон усматривает в неудаче попыток сепаратного сговора западных держав с нацистами «губительное» влияние общественного мнения . Общественность западных стран недвусмысленно требовала, чтобы дело, за которое сражались свободолюбивые народы, было доведено до конца, и ясно давала понять, что не допустит нарушения правительствами обязательств, взятых ими на себя с целью полного разгрома гитлеровской Германии, справедливого наказания агрессоров и военных преступников и установления прочного мира

Решающую роль в срыве замысла сепаратной капитуляции гитлеровской клики перед западными державами сыграли беспримерные в истории победы Советских Вооруженных Сил. Советское правительство, наблюдая за махинацигми нацистов, направленными на то, чтобы расколоть антифашистскую коалицию, считало, что сорвать эти замыслы реакционных кругов можно только быстрым и решительным разгро­мом вооруженных сил Германии Окончательный разгром фашистского государства делал беспредметными все планы вовлечения его в антисоветский сговор, кем бы они ни строились Особое значение придавалось ликвидации берлинской группировки немецко-фашистских войск и занятию Красной Армией Берлина—столицы Германии, политического, идеологического и административного центра нацистского государства. Реакционные круги США и Англии видели в захвате Берлина и оккупации возможно большей территории Германии англо-американскими войсками важную предпосылку для осуществления своих антисоветских замыслов. Об этом, например, совершенно открыто пишет в своих мемуарах Черчилль .

Со своей стороны германское командование стремилось как можно дольше задержать под Берлином советские войска, чтобы выиграть время для сепаратных переговоров с США и Англией. Верховное командование вермахта считало Берлин «главной проблемой». 27 апреля, когда советские войска уже завершали рассечение берлинской группировки на изолированные части и уличные бои приближались к центру города, в дневнике верховного командования отмечалось, что внимание высшего воен­ного руководства сосредоточено «почти исключительно на борьбе за Берлин». Едва ли Кейтель, Йодль и другие руководители гитлеровских вооруженных сил всерьез надеялись удержать столицу. Продолжая сопротивление, они заботились в первую очередь о «политическом выигрыше времени», как говорил Йодль на совещании в штабе верховного командования в Рейнсберге 28 апреля.

По мере занятия Красной Армией районов Берлина паралич государственного аппарата фашистской Германии и разброд среди фашистской верхушки усиливались с каждым часом. Всем, кто в последние дни войны собрался в подвале имперской канцелярии — л нацистским главарям, включая самого Гитлера, и их прихвостням,— важно было одно: спасти свою шкуру. Гитлер, то и дело впадавший в истерику, продолжал нести вздор насчет своей «интуиции», якобы сулившей ему, несмотря ни на что, победу.

Действительность камня на камне не оставляет от попыток некоторых буржуазных авторов создать вокруг Гитлера и других нацистских заправил ореол мученичества. Не усыпальницу видел весь этот сброд в многоэтажном подвале имперской канцелярии, а самое надежное бомбоубежище в Берлине, где можно отсидеться до тех пор, пока судьба не переменится к лучшему. Когда этим людям стало наконец ясно, что к лучшему для них судьба перемениться не может, каждый был поглощен одной мыслью: улизнуть в более безопасное место.

22 апреля обитатели имперской канцелярии узнали, что армейская группа Щтейнера, сконцентрированная к северо-востоку от Берлина, так и не нанесла по советским войскам удара, которого от нее ожидали. Гитлер устроил очередную истерику и разразился проклятиями по адресу «изменников». В этот же день Кейтель, чтобы прорвать кольцо окружения, бросил на Берлин 12-ю армию генерала Венка. Однако 28 апреля рухнула и эта последняя надежда Гитлера на спасение. Ответа на отчаянный запрос о местонахождении армии Венка, сделанный по радио, не последовало. Зато стало известно о переговорах Гиммлера с Бернадоттом. В тот же день Гитлер узнал, что пойман и казнен итальянским народом Муссолини. Боясь разделить участь дуче или попасть в руки советских войск, боясь даже своих приближенных, Гитлер решил покончить с собой. Перед смертью он вступил в брак с Евой Браун, а 30 апреля, в середине дня, предоставив своей супруге выбирать между револьверной пулей и быстродействующим ядом (она предпочла последнее), застрелился. На следующий день, умертвив своих малолетних детей, а затем и жену, покончил с собой Геббельс. Борман исчез.

Перед тем как покончить с собой, в ночь на 29 апреля, Гитлер продиктовал и подписал два документа, один из которых он назвал «личным», а другой «политическим завещанием». Оба они представляют собой образец самой низкопробной демагогии. Гитлер отрицал, что он «хотел войны». Он подтвердил исключение из нацистской партии Геринга и Гиммлера и указал членов нового кабинета. Президентом Гер­манской империи и военным министром назначался К. Дёниц, имперским канцлером — И. Геббельс, министром по делам нацистской партии — М. Борман, министром иностранных дел — А. Зейсс-Инкварт (в то время наместник «третьей империи» в оккупированной Голландии), министром внутренних дел — Гизлер (гаулейтер Верхней Баварии, призывавший немцев к «фанатической ненависти» против всех других народов), рейхсфюрером СС и начальником полиции — Ганке (гаулейтер Нижней Силезии, при помощи эсэсовцев организовавший «борьбу до последнего человека» в Бреславле), главнокомандующим сухопутных сил — фельдмаршал Шёрнер (сторонник «борьбы до последнего солдата»).

Назначая Дёница главой государства, Гитлер исходил из того, что гросс-адмирал был известен как безусловный приверженец и верный слуга нацизма, организатор беспощадной подводной войны, не считавший зазорным потопление госпитальных судов и кораблей нейтральных стран. Этот образцовый представитель прусско-германского милитаризма располагал широкими связями в кругах финансового капи­тала, и не только германского. Он поддерживал тесные отношения с А. Шпеером, был близким родственником крупнейших германо-американских промышленных магнатов братьев Гуго и Эдмунда Стиннесов. Через Стиннесов Дёниц был связан с американской разведкой. По мнению промышленных и части военных кругов, гросс-адмирал был вполне подходящей фигурой для того, чтобы попытаться установить контакт с западными державами.

30 апреля в 18 часов 35 минут в ставке Дёница в Плене была получена следу­ющая радиограмма, подписанная Борманом: «Вместо прежнего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил своим преемником вас, господин гросс-адмирал. Письмен­ные полномочия в пути. С этого момента вы должны принимать все меры, вытекаю­щие из нынешнего положения» . Ответная радиограмма Дёница, который еще не знал о смерти Гитлера, не оставляет никаких сомнений относительно его политического лица. «Мой фюрер,—гласила она,— моя верность вам остается непоколебимой. Поэтому я в дальнейшем приму все меры, чтобы облегчить ваше положение в Бер­лине. Если же судьба вынудит меня в качестве назначенного вами преемника стать руководителем Германской империи, я закончу эту войну так, как того требует неповторимая героическая борьба германского народа» . 1 мая в 10 часов 53 минуты поступила вторая радиограмма Бормана, в которой сообщалось, что «завещание вступило в силу», а в 15 часов 18 минут — третья, за подписью Бормана и Геббельса, перечислявшая назначенных Гитлером членов кабинета .

Приступая к практической деятельности, Дёниц прежде всего постарался избавиться от лиц, которые, как он думал, могли помешать достижению поставленной им цели или с которыми просто было опасно связываться. Он решил не выполнять содержащегося в «завещании» Гитлера распоряжения о новых назначениях. В ночь на 1 мая Дёниц пригласил в свою ставку Гиммлера, который, чуя недоброе, спешно прибыл в броневике из Любека в Плен. Прочтя радиограмму Бормана, Гиммлер размышлял в течение некоторого времени, затем встал и принес новому главе Герман­ской империи свои поздравления. «Позвольте мне быть в таком случае вторым лицом в государстве»,— сказал он. Дёниц не согласился на это, и после затянувшегося до половины третьего ночи спора Гиммлер ушел, оставшись тем, кем был: рейхсфюрером СС и начальником германской полиции. «Я не мог расстаться с ним совсем,— оправды­вался впоследствии Дёниц, — так как полиция была в его руках». Лишь 6 мая Дёниц объявил Гиммлеру о лишении его всех занимаемых должностей. 21 мая Гиммлера поймал английский патруль в Бремерферде. Два дня спустя он во время повторного обыска раздавил зубами находившуюся у него во рту ампулу с цианистым калием и умер.

Менее драматично протекали переговоры Дёница с Риббентропом. Подбирая подходящего кандидата на должность министра иностранных дел, Дёниц еще 30 апреля распорядился разыскать Нейрата, возглавлявшего иностранное ведомство в 1932 —1938 гг. Когда слухи об этом дошли до Риббентропа, он, встревожившись, явился к гросс-адмиралу и потребовал объяснений. Дёниц прямо заявил ему, что не считает возможным оставлять его во главе министерства иностранных дел, и спросил совета относительно замены. Риббентроп, порывшись в памяти, не нашел никакой другой кандидатуры, кроме своей собственной, но Дёниц остался глух к его доводам. Чванливый, не останавливавшийся перед любой подлостью и любым вероломством, к тому же непосредственно причастный к массовым убийствам и зверствам в оккупированных странах, Риббентроп пользовался в западных столицах слишком дурной репутацией, чтобы Дёниц мог использовать его в создавшейся ситуации.

Со 2 мая ближайшим сотрудником Дёница становится граф Лютц Шверин фон Крозиг. Отпрыск аристократического рода, он в последние годы нацистского режима занимал пост имперского министра финансов, то есть нес прямую ответственность за организованное ограбление порабощенных народов. Шверин фон Крозиг был одним из немногих фашистских сановников, оставленных согласно «завещанию» Гитлера на прежней должности. Кроме него, в обсуждении всех важных вопросов неизменно участвовал гаулейтер Шлезвига Вегенер, еще ранее назначенный Гитлером, по представлению Дёница, на должность имперского комиссара по гражданской обороне Северной Германии.

Вопрос о формировании правительства вплотную обсуждался начиная с 3 мая, когда Дёниц перенес свою резиденцию во Фленсбург-Мюрвик (туда же переехал штаб верховного командования). Окончательное решение было принято 5 мая. Оставив за собой общее руководство, Дёниц поручил Шверину фон Крозигу выполнение функций премьер-министра, министра иностранных дел и министра финансов. Портфели министра внутренних дел и просвещения были вручены Штукарту, статс-секретарю прежнего министерства внутренних дел. Министром экономики и производства стал А. Шпеер, продовольствия, сельского и лесного хозяйства — Г. Баке, труда и социального обеспечения — основатель фашистской организации «Стальной шлем» Ф. Зельдте, транспорта и связи — Дорпмюллер.

Совершенно несостоятельно утверждение, распространяемое некоторыми западногерманскими историками, будто бы Дёниц приступил к «обновлению» германского государства. Такова, в частности, позиция Людде-Нейрата. Упорнее всего отстаивает эту версию не кто иной, как сам Дёниц в своих объемистых воспоминаниях, которые он выпустил по выходе из тюрьмы, где он в качестве одного из главных военных преступников содержался по приговору Международного трибунала в Нюрнберге. В этой исключительно тенденциозной книге факты искажены настолько, что она не может служить источником для исторического исследования. Единственная цель, которую ставил перед собой ее автор,— обелить себя и по возможности подготовить почву для своего возвращения к политической жизни.

Факты показывают, что Дёниц был и остался фашистом. Характерно, что в состав фленсбургского правительства входил не только Гиммлер, но и гитлеровский министр юстиции Тирак — одна из самых мрачных фигур «третьей империи», прес­тупник, «легализовавший» массовые казни антифашистов и другие зверства и насилия; он сохранял свой портфель до 7 мая. Дёниц не ставил вопроса ни об аресте, ни об отставке таких фашистских главарей, как А. Зейсс-Инкварт, Г. Функ, Э. Кальтенбруннер, Р. Лей, К. Франк, Ф. Тербовен, на совести которых были сотни тысяч убитых и замученных в самых различных странах Европы, включая Германию.

2 мая основная политическая линия, намеченная накануне в выступлении Дё­ница по радио, уточнялась гросс-адмиралом в узком кругу. Было подтверждено, что целью Германии является капитуляция только на Западном фронте. Однако, как явствует из протокольной записи, к тому времени новые руководители Германии уже поняли, что Лондон и Вашингтон не могут пойти на подобное грубейшее нарушение межсоюзнических соглашений и что просить у них официального принятия сепарат­ной капитуляции значило бы только раздражать их. Был принят другой план. «Поскольку политические связи союзников между собой не позволяют нам выполнить этот замысел официальным путем через высшие инстанции,— гласит далее запись,— следует попытаться провести это через группы армий и постепенно. Для этого целесообразно воспользоваться уже завязанными отношениями» .

Утвержденный таким образом план «капитуляции по частям» преследовал ту же цель, что и неудавшийся замысел одновременного прекращения военных действий на всем Западном фронте. Цель эта заключалась в том, чтобы, продолжая оказывать сопротивление Красной Армии, открыть войскам западных держав свободный проход на восток, добиваясь оккупации этими войсками возможно большей части Германии и отвода за англо-американские линии максимального числа германских соединений, которые сохранялись бы в качестве готовых к использованию боевых единиц. Внешне это выглядело бы как обычная, никого и ни к чему не обязывающая сдача в плен. Дёниц и другие германские руководители рассчитывали, что таким путем они смогут вступить в негласное, но эффективное сотрудничество с западными державами, которые будут избавлены от необходимости вести с немцами переговоры крупного масштаба, имеющие явный политический и стратегический характер. Ведь принять капитуляцию той или иной группы армий компетентен любой командующий.

Отдельные западные исследователи даже не пытаются отрицать, что такое сотрудничество действительно налаживалось и что при этом англо-американское командование шло навстречу гитлеровцам. «На завершающей стадии немцам удалось вступить с союзниками в своего рода политическое взаимодействие,—пишет Поль Кечке-мети, автор изданной в 1958 г. в Соединенных Штатах работы «Стратегическая капитуляция».— Это взаимодействие осуществлялось не в форме переговоров, а попросту проявлялось в поведении. Западные державы считали капитуляцию по частям чисто военным вопросом, для немцев же она имела политическое значение… Их (нацистов.— Ред.) целью было пропустить союзные силы на германскую территорию, оставив русским как можно меньше» .

Англо-американские руководители не были настолько наивными, чтобы не ве­дать, что они творят. Но некоторые из этих руководителей предпочитали делать вид, будто не происходит ничего особенного. Конечно, принятие капитуляции отдельной группировки войск противника в ходе военных действий—обычное явление. Однако в условиях, когда Германия фактически была уже разгромлена и стоял вопрос о безоговорочной капитуляции всех ее вооруженных сил, согласие одного из союзников принять местную капитуляцию крупной немецкой группировки, ведущей ожесто­ченные бои против другого союзника, трудно не расценить как отказ от взятых на себя обязательств.

После провала переговоров «Кроссворд» союзные войска 9 апреля перешли в Северной Италии к завершающей операции. Находившаяся там под командованием генерал-полковника Фитингоф-Шеела группа армий «Ц» в составе 27 германских и 5 итальянских дивизий пробовала сопротивляться. Но никакие маневры не помогли гитлеровским захватчикам избежать полного разгрома на итальянской земле. Выдающуюся роль в этом сыграли вооруженные силы итальянского Сопротивления. В отрядах и соединениях партизан сражались против фашизма представители народов многих стран, совершая героические подвиги. В борьбе за Италию отдал жизнь гражданин Советского Союза Ф. А. Полетаев. Итальянское правительство посмертно удостоило его высшей награды республики — «Золотой медали за военную доблесть». Правительство СССР присвоило Ф. А. Полетаеву звание Героя Советского Союза.

Коммунистическая партия Италии неустанно напоминала народу о необходимости полного разгрома врага. В своем воззвании 12 марта партия предостерегала народ от опасного заблуждения, будто гитлеровцы добровольно поднимут белый флаг. «Хотя нацистско-фашистский зверь и осажден в своей берлоге, — говорилось в воззвании,— он будет сопротивляться до тех пор, пока к его горлу не будет приставлен кинжал, пока объединенными усилиями славных союзных войск и народов, восставших во имя своего спасения и во имя своей свободы, из его рук не будет вырвано оружие» . Коммунистическая партия, шедшая в первых рядах движения Сопротивления, призывала рабочих, крестьян, интеллигенцию, молодежь, всех патриотически настроенных итальянцев оккупированных областей страны к всеобщему вооруженному восстанию.

Англо-американское командование в Италии всячески стремилось помешать этому и навязать руководителям партизан такой план, который ориентировал бы их в предстоящей операции лишь на проведение «обороны предприятий». Но уловка штаба фельдмаршала Александера оказалась безуспешной в такой же мере, как и попытка разоружить национально-освободительное движение итальянцев в конце 1944 г.

10 апреля руководство коммунистической партии разработало от имени движе­ния Сопротивления директиву о восстании, которая в дальнейшем послужила источником для многих декретов Комитета национального освобождения Северной Италии. Весь итальянский народ, говорилось в директиве, «должен считать, что он уже находится в фазе восстания» . К этому времени партизанские соединения насчитывали, по немецким данным, около четверти миллиона человек . Несмотря на недостаток вооружения, итальянские патриоты помешали гитлеровцам осуществить их главный замысел: превратить каждый город в узел сопротивления немецких частей и войск Муссолини. К 25 апреля восстала вся Северная Италия. Крупнейшие центры северных районов страны — Генуя, Милан, Турин — оказались в руках сил Сопротивления. Это была яркая страница в славной истории национально-освободительной борьбы народов Европы во второй мировой войне.

Главарь фашизма Муссолини метался в поисках спасения. В сопровождении десятка фашистских заправил он решил бежать к швейцарской границе и увезти с собой золото Итальянского государства. Дуче был переодет в форму немецкого солдата. Однако 27 апреля партизаны настигли беглецов в деревне Донго и арестовали их. На следующий день по приказу Комитета национального освобождения Северной Италии Муссолини, его любовница Кларетта Петаччи и несколько видных фашистских сановников, сопровождавших дуче, были расстреляны. Их трупы доставили в освобожденный Милан. Там, на площади Лорето, по распоряжению народной юстиции, Муссолини и другие расстрелянные вместе с ним были повешены вниз головой .

Так итальянский народ покарал главного виновника вовлечения Италии в многочисленные кровавые авантюры. Дуче стал политическим трупом уже после 25 июля 1943 г., но итальянские патриоты считали необходимым своими руками уничтожить гадину. Бесславная смерть постигла одного за другим и Муссолини и Гитлера, которые на протяжении четверти века олицетворяли наиболее агрессивные силы международного империализма. Позорный конец фюрера и дуче символичен для той судьбы, которой в наше время не могут избежать любые организаторы мирового разбоя.

29 апреля 1945 г. был подписан документ о капитуляции гитлеровских войск в Италии. По требованию правительства СССР при этом присутствовал советский представитель. 2 мая капитуляция группы армий «Ц» вступила в силу. 5 мая перед англо-американским командованием капитулировала немецкая армия «Е» под командованием генерал-полковника А. Лёра, которая действовала в Хорватии и Южной Австрии. В тот же день американский генерал Д. Девере принял капитуляцию группы армий «Г» под командованием генерала Ф. Шульца (Бавария и часть Западной Австрии); была также принята капитуляция 19-й германской армии (Форарльберг и Тироль). «Мы должны радоваться каждой возможности оккупации нашей территории американскими, а не русскими войсками»,— отмечалось в связи с этими событиями на совещании в ставке Дёница .

На севере непосредственные отношения между нацистами и англо-американским командованием были установлены в Голландии, большая часть которой была еще оккупирована гитлеровскими войсками. Здесь фашистское командование в качестве средства давления на союзников использовало угрозу открыть плотины и затопить страну.

Переговоры о капитуляции Гамбурга были начаты местными финансово-промышленными кругами. Еще 10 апреля группа гамбургских промышленников вручила шведскому банкиру Я. Валленбергу для передачи английскому посланнику в Сток­гольме пространную записку, в которой излагались взгляды деловых кругов крупнейшего в Германии морского торгового порта на капитуляцию города. В середине апреля до сведения англичан и американцев было доведено, что командующий группой армий «Северо-Запад» фельдмаршал Э. Буш — «противник нацизма» и что он готов капитулировать, как только западные союзники достигнут Балтийского 1йоря. 30 апреля в Стокгольме появился эмиссар немцев и подтвердил это. Было обусловлено, сообщает Эйзенхауэр, что британские войска достигнут Балтики раньше русских. В тот же день гаулейтер Гамбурга К. Кауфман направил Дёни-цу телеграмму, в которой поставил вопрос о сдаче города англичанам. Дёниц послал ответ, в котором гаулейтеру в тоне резкой отповеди запрещалось и думать о капитуляции. Между тем после 1 мая ситуация изменилась. Во Фленсбурге было решено использовать контакты, установленные гамбургскими дельцами, для осуществления «капитуляции по частям».

Дёниц спешил вступить в переговоры на первых порах не с Эйзенхауэром, так как считал его «политически более связанным», а с Монтгомери. Это было поручено вновь назначенному главнокомандующему германских военно-морских сил адмиралу флота Г. Фридебургу. В 9 часов вечера 2 мая Дёниц, встретившись с Фриде-бургом, дал устные указания, сводившиеся к следующему: «Чисто военная частичная капитуляция во всей Северо-Западной Германии, но так, чтобы при этом по возможности не было затруднено отступление с востока по суше и морю» . Иными словами, Дёниц хотел сепаратной «частичной капитуляции» на Западе при продолжении сопротивления на Восточном фронте. «Целью было,— говорит Герлиц,— по возможности целиком перевести группу армий «Висла» в английский плен».

Тем временем командующий 21-й немецкой армией генерал Типпельскирх, вступив в переговоры с генералом Гэвином — командиром 82-й американской воздушнодесантной дивизии, наступавшей в Мекленбурге, добился согласия на прием капитуляции своей армии при одновременном продолжении ею арьергардных боев против советских войск . Аналогичной договоренности достиг В. Венк с командующим 9-й американской армией генералом Симпсоном.

На запрос Монтгомери относительно переговоров с Фридебургом Эйзенхауэр ответил, что капитуляция в районе действий 21-й английской группы армий может рассматриваться как «тактический вопрос», решать который вправе местный командующий. Монтгомери, правда, потребовал капитуляции всех германских сил не только в северо-западной части Германии, но также в Голландии и Дании и прекращения борьбы на море; однако поставленные им условия мало чем отлича­лись от установок Дёница. Монтгомери был согласен дать германским солдатам, отводимым с востока, возможность «в индивидуальном порядке» переходить в английский плен. Несмотря на капитуляцию флота, он обещал не препятствовать продолжению эвакуации морским путем группировок, прижатых к морю советскими войсками в Прибалтике.

При обсуждении доклада Фридебурга в ставке Дёница в качестве «положительного момента» отмечалась «возможность продолжения борьбы на Восточном фронте», предоставляемая английским командованием. Что же касается расширения района капитуляции, то указывалось, что удержать Данию и Голландию все равно уже невозможно и их «оборона не принесла бы успехов, а, наоборот, способствовала бы еще большей потере престижа Германии и привела бы к еще большим политическим осложнениям». Выслушав доклад Фридебурга, Дёниц дал ему указание немедленно установить контакт и с Эйзенхауэром «в целях дальнейшего проведения частичной капитуляции».

В 18 часов 30 минут 4 мая состоялось подписание акта о сдаче всех германских вооруженных сил в Голландии, в Северо-Западной Германии, в Шлезвиг-Гольштейне и в Дании главнокомандующему 21-й группы армий. Согласно этому документу военные действия в данном районе прекращались 5 мая в 8 часов утра. В изданной 5 мая по случаю капитуляции на северо-западе совершенно секретной директиве штаба верховного командования вермахта содержалось следующее разъяснение: «Складывая оружие в Северо-Западной Германии, Дании и Голландии, мы исходим из того, что борьба против западных держав потеряла смысл. На востоке, однако, борьба продолжается…».

Одновременно Дёниц запретил деятельность подпольной военной организации «вервольф» на территории, оккупированной западными державами, считая, что в сложившихся условиях она будет только затруднять выполнение политических планов. Фридебургу специально предписывалось сделать сообщение главнокомандующему союзных сил в Европе о «добровольном» прекращении Германией подводной войны и, приняв этот факт за основу переговоров, «подчеркнуть политический курс» правительства Дёница. В инструкциях Фридебургу говорилось, что он должен «разъяснить генералу Эйзенхауэру причины, по которым полная капитуляция невозможна». Фленсбургских руководителей больше всего беспокоил вопрос о судьбе находившейся под командованием Кесселъринга южной группировки, в составе которой после капитуляции групп армий «Ц» и «Г» оставались группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала Шёрнера и «Юг» (с 1 мая она носила название «Австрия») под командованием генерал-полковника Рендулича.

Дёницу и командованию вермахта очень хотелось как можно дольше сохранить под своим контролем центральные и западные области Чехословакии, где главным образом размещались группы Рендулича и Шёрнера, и затем сдать всю южную группировку американцам, как они сдали англичанам основную часть войск, сосредоточенных в северном районе. Тем самым, во-первых, была бы оккупирована американскими войсками подавляющая часть чехословацкой территории, что считалось важ­ным для сохранения в стране угодного для Запада режима, и, во-вторых, замысел «капитуляции по частям» перед западными державами в целом был бы фактически выполнен. При этом борьба против Красной Армии не прекращалась бы до тех пор, пока последний немецкий солдат не исчез бы за англо-американскими линиями.

Но события развивались совсем не так, как этого хотели во Фленсбурге. В Чехии начались массовые вооруженные выступления трудящихся. Лондонским и вашингтонским политикам пришлось окончательно расстаться с чрезвычайной важности политическими соображениями (как писал Черчилль) относительно захвата Праги и подчинения Чехословакии.

В сложившихся условиях Эйзенхауэру, только что получившему от Советского Верховного Главнокомандования в ответ на свое послание о задуманном продвижении американцев до Влтавы напоминание о заранее согласованном рубеже соеди­нения советских и американских армий, оставалось лишь отвергнуть предложение о «частичной капитуляции» немецких войск южного района перед западными союзниками, переданное 5 мая от имени Кессельринга . Вечером того же дня в ставку Эйзенхауэра, размещенную в Реймсе, прибыл Фридебург. Его принял генерал Беделл Смит, который объявил, что о какой-либо «частичной капитуляции» разговора быть не может, а будет принята только общая безоговорочная капитуляция на всех фронтах, причем немецкие войска как на Востоке, так и на Западе должны оставаться на своих позициях.

Фридебург сообщил Дёницу, Кейтелю и Йодлю о неудаче своей миссии. Условия Эйзенхауэра были сочтены «неприемлемыми», и было решено торговаться дальше. В Реймс отправился Йодль, которому Дёниц вручил письменные полномочия, во-первых, для подписания безоговорочной капитуляции на Западном фронте и, во-вторых, на всякий случай, для подписания военной капитуляции на всех фронтах одновременно. Этот второй документ, однако, мог быть использован не иначе как по получении дополнительного телеграфного разрешения.

В ходе предварительных переговоров Йодлю удалось найти общий язык со Смитом, который, по словам Гёрлица, «был готов согласиться с порядком, предло­женным Йодлем». Запугивая Смита «хаосом», к которому якобы поведет безоговорочная капитуляция на всех фронтах, Йодль фактически добился того, что американский начальник штаба отошел от инструкции главнокомандующего. Смит дал согласие на то, чтобы капитуляция вступила в силу лишь через 48 часов после подписания. Он заявил, что к правительству Дёница и командованию германских вооруженных сил не будет предъявляться никаких претензий, если «вопреки их приказам» солдаты на Восточном фронте «не захотят» капитулировать перед Красной Армией; таких солдат будут пропускать через линию англо-американских войск и рассматривать как военнопленных. Тем самым нацисты получали возможность отвести за линию западных союзников значительное количество своих войск.

Эйзенхауэр, однако, предложил германским представителям прекратить проволочки. Он поручил Смиту передать Йодлю, что, если немедленно не будет подписана безоговорочная капитуляция на всех фронтах, он прервет всякие переговоры и возобновит военные действия в районах, в которых они уже были прекращены, а также наглухо закроет свой фронт для солдат, отводимых с востока. Впрочем, согласие на 48-часовую отсрочку Эйзенхауэр фактически дал, ограничив его лишь тем, что указал время, с которого будут отсчитываться эти 48 часов,— с полуночи 6 мая.

В 00 часов 15 минут 7 мая во Фленсбурге была получена радиограмма, в которой Йодль запрашивал подтверждение полномочий подписать документ о безоговорочной капитуляции на всех фронтах. В ставке Дёница требование Эйзенхауэра назвали «абсолютным шантажом», но в то же время отметили, что назначенный американский главнокомандующим срок дает возможность выиграть 48 часов. В 1 час 30 минут Йодлю была дана запрошенная им санкция. Пятью минутами позже Кессельрингу, а также Шёрнеру, Рендуличу и Лёру был направлен по радио следующий приказ: «Как можно скорее отвести с Восточного фронта на Запад все, что только возможно. В случае необходимости — с боем прорваться через советские линии».

Предварительный протокол о капитуляции германских вооруженных сил был подписан Йодлем в Реймсе в 2 часа 41 минуту 7 мая 1945 г. Согласно реймскому предварительному протоколу объявлялось о безоговорочной капитуляции всех сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил, находящихся в момент подписания протокола под германским контролем. Германское командование обязывалось отдать приказ о прекращении военных действий в 00 часов 01 минуту (по московскому времени) 9 мая, причем все германские войска должны были оставаться на позициях, занимаемых ими к этому моменту. Воспрещалось выводить из строя суда и летательные аппараты и наносить им, а также другим механизмам и военному снаряжению какие-либо повреждения. Верховному командованию германских вооруженных сил предписывалось обеспечить неукоснительное выполнение всех распоряжений верховного командующего союзными экспедиционными силами и Советского Верховного Главнокомандования. Специально оговаривалось, что протокол о военной капитуляции не предвосхищает полного и всеобъемлющего документа о капитуляции Германии и ее вооруженных сил, который может быть предъявлен в дальнейшем.

После подписания в Реймсе предварительного протокола о капитуляции германских войск Советское Верховное Главнокомандование 7 мая 1945 г. дало соответствующие указания Вооруженным Силам Советского Союза. Ставка верховного командующего союзными экспедиционными силами издала специальное коммюнике. Правительства западных держав настаивали на немедленном официальном объявлении о победе над нацистской Германией и предлагали, чтобы главы правительств СССР, Англии и США сделали его одновременно 8 мая. Черчилль первоначально предлагал даже 7 мая. Советское правительство не могло согласиться на это ввиду отсутствия уверенности, что приказ о безоговорочной капитуляции будет выполнен немецкими войсками на Восточном фронте, так как военные действия продолжались. Поэтому сделать такое объявление до капитуляции всех германских вооруженных сил и подписания официального окончательного документа значило бы ввести в заблуждение общественное мнение. Отмечая это в своих посланиях премьер-министру Великобритании У. Черчиллю и президенту США Г. Трумэну, Советское правительство констатировало, что сопротивление немецких войск на Восточном фронте не ослабевает, что, наоборот, имеются сведения о намерениях значительной группы немецких войск продолжать сопротивление, и указывало на необходимость «выждать до момента, когда войдет в силу капитуляция немецких войск», то есть до 9 мая .

Несомненно, англо-американские руководители и западное командование ясно представляли себе, что документ, подписанный в Реймсе, отнюдь нельзя рассматривать как окончательный. Приняв после подписания реймского предварительного протокола Йодля, Эйзенхауэр поставил его в известность о том, что главнокомандующим германских вооруженных сил надлежит явиться для совершения окончательной официальной процедуры туда и тогда, как это будет указано Советским Верховным Командованием и союзным командованием.

Объявляя по фленсбургскому радио в 12 часов 45 минут 7 мая о капитуляции, Шверин фон Крозиг прямо говорил, что ее подписание не означает немедленного прекращения войны одновременно на Западе и на Востоке . На Западном фронте немецко-фашистские войска фактически прекратили сопротивление. А на Востоке по-прежнему лилась кровь.