Отставание сельского хозяйства 30-40-х гг. в СССР

На селе имелись и государственные предприятия — совхозы. К началу 40-х гг. их насчитывалось 4159, и они наравне с промыш­ленными предприятиями были сгруппированы под началом специального наркомата. Их работники получали зарплату и потому рассматривались (и сейчас рассматриваются) советской статистикой не как крестьяне, а как сельскохозяйственные рабочие. Совхозы были, как правило, специализированными хозяйствами в том смысле, что в них преобладал один какой-то тип культуры или направление жи­вотноводства. Они владели собственными машинами. История их была далеко не безоблачной. Надежды, первоначально возлагавшиеся Сталиным на гигантские степные «фабрики зерна», не оправдались. Совхозные массивы позже подверглись дроблению, и средняя норма пашни на один совхоз понизилась с 50 тыс. до 23,3 тыс. га. Даже самый знаменитый и служивший как бы эталоном для других совхоз «Гигант» в Ростовской области сократил обрабатываемую площадь со 126 300 до 46 500 га, остальное было поделено между другими шестью государственными хозяйствами. По первоначальным замыс­лам совхозы призваны были стать образцово-показательными предприятиями в сельском хозяйстве. Нет сомнения, что по сравнению с колхозами они находились в более выгодном положении, получая капиталовложения непосредственно от государства. Вместе с тем нельзя сказать — да этого и не утверждает ныне никто из советских историков, — что совхозы действительно осуществляли авангардную роль. Разумеется, благодаря им были сохранены некоторые имевшие большую важность плантации или ценные породы скота — то, что требовало специального ухода. Однако подлинно образцовыми предприятиями они так и не стали. Рентабельностью они тоже существенно не отличались от колхозов.

Сосредоточенные только в МТС и совхозах, государственные инвестиции в сельское хозяйство были скромными. Соответственно весьма относительным был и технический прогресс в этой сфере. На этот счет имеются свидетельства иностранных граждан, более чем благожелательно настроенных к Советскому Союзу. Они подтверждаются цифрами и сведениями из официальных источников. Имевшиеся финансовые средства поглощались индустрией.

Наиболее примитивные орудия труда исчезали в деревне. Самая важная перемена к лучшему состояла в распространении машин. Тракторный парк увеличивался особенно во второй пятилетке и значительно меньше в третьей, когда тракторные заводы переводились на производство танков. Число тракторов в сельском хозяйстве выросло со 148 тыс. в 1932 г. до 456 тыс. в 1937-м и 531 тыс. (за­частую, правда, большей мощности) в 1940 г. В 1941 г. имелось также 182 тыс. комбайнов и 228 тыс. грузовиков22. Вспашка к этому времени была механизирована на 70—90 % (в зависимости от культуры), а уборка зерновых — на 46 %; все остальные операции оставались целиком ручными. Этому несомненному прогрессу не сопутствовали, однако, ни увеличение производительности труда, ни аналогичное улучшение на других участках. Крайне недостаточно использовалась электроэнергия: электричество в 1940 г. имелось лишь в 4 % колхозов, 36 % МТС и 28 % совхозов. Совершенно неудов­летворительно обстояло дело с химическими удобрениями. Производство их увеличилось с 1 млн. до 3 с лишним млн. г; 8 млн. г плани­ровалось получить уже в первой пятилетке. Шли они исключительно на наиболее важные технические культуры — хлопок и сахарную свеклу, остальные вынуждены были обходиться без удобрений .

Отсталой была система обработки почвы. Во второй половине 30-х гг. были официально одобрены, вслед за чем получили обязательное и догматическое распространение, биологические теории Лысенко и агрономические теории академика Вильямса. Достоинства их, как выяснилось впоследствии, были мифическими в первом случае и сомнительными или, во всяком случае, ограниченными — во втором. Но и та и другая теории обладали одним преимуществом в глазах Сталина и московских руководителей: они, видимо, сулили резкий рост плодородия без внесения удобрений. Так называемая «травопольная система» Вильямса обещала сохранение плодородия с помощью одних лишь соответствующим образом подобранных севооборотов, преимущественно благодаря многолетним травам, исключая обращение к химическим удобрениям. Ни одна из этих двух теорий не устояла бы перед серьезной экспериментальной проверкой и серьезным научным обсуждением. Однако сталинские методы правления не предусматривали подобных дискуссий. Жерт­вами этих методов пали сами ученые — в первую очередь Вавилов и Тулайков, — которые на заре коллективизации, на XVI партконференции, поднимались на трибуну, чтобы своим авторитетом подкрепить перспективу будущего — передового и ведущегося в соответствии с требованиями науки — сельского хозяйства. Лишь многие годы спустя в СССР вынуждены были признать, что теории Вильямса и Лысенко нанесли «огромный ущерб» развитию советского сельскохозяйственного производства как тем, что привели к истощению почв, так и тем, что парализовали поиски более рациональных методов ведения хозяйства.