Важнейшим методом руководства в административно-командной системе были чрезвычайные законы, жесткие, а нередко жестокие.
На протяжении двух с половиной довоенных пятилеток были не только построены тысячи новых предприятий, но и сконструирована новая система производственных отношений. Основывалась она на жесткой централизации, строгой иерархии приказывающего центра и беспрекословно исполняющих низов. Чтобы заставить людей делать то, что делать им было неинтересно и невыгодно, использовались методы идеологической обработки и репрессий. Официально, но без широкой огласки, была признана целесообразность принудительного труда, и миллионные аресты рассматривались не только как средство поддержания политической стабильности, но и как естественная народнохозяйственная задача, способ пополнить рабочей силой мощную индустрию, подведомственную НКВД.
Во второй половине 30-х гг. творческие начала были сведены до минимума. Административная система осталась наедине с собой, лишившись сглаживающих ее противоречия инициативы и экономических методов управления.
Сам по себе административный хозяйственный механизм был беспомощен при решении проблем эффективности и качества, порождал непомерную расточительность, в том числе и трудовых ресурсов. Запущенность социальной сферы, отсутствие эффективных форм организации и стимулирования труда существенно снижали его производительность. По тем же причинам на критическом уровне оставалась текучесть кадров. Чтобы компенсировать низкую эффективность труда, предприятия держали большие излишки рабочей силы.
Все эти проблемы обострялись в связи с реальной военной угрозой, значительным увеличением армии и расходов на оборону.
Сложившаяся ситуация требовала принятия мер, выбор которых был крайне ограничен. В конкретных условиях третьей пятилетки сохранялась, пожалуй, единственная возможность: воспользоваться привычными и отработанными административно-репрессивными методами. В 1939 г., например, для колхозников был установлен обязательный минимум трудодней, невыполнение которого грозило исключением из колхоза, а значит — утратой всех средств существования. В 1940 г. к вредительству приравняли выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции. Ужесточились меры наказания за нарушения трудовой дисциплины.
Такое принуждение, конечно, отрицательное явление. Но у него есть один большой плюс — во времена II мировой войны и подготовки к ней она существенно улучшила дисциплину и производительность труда на предприятиях.
Дисциплина, как по мне, была и до начала войны. В первую очередь правительство должно думать о народе, соблюдать и представлять его интересы, а не только заботиться о том, как поднять страну на международной арене. Счастливые люди — залог процветания любого государства и принудительными жестокими мерами нельзя заставлять людей работать продуктивно. Они будут выполнять свою работу хорошо только в том случае, если будут получать за нее достойную оплату. Что же получали люди в 30-е годы? Страх остаться без ничего? Боязнь сегодня-завтра оказаться с семьей на улице без куска хлеба?
Не хочется верить, что всё было так мрачно. Во первых был моральный стимул: награды, знаки отличий, другие «плюшки». Кроме того — обеспечение жильем (не всем, не всегда, но было). В третьих — поощрения лучшим работникам. Еще один момент, который не учитывается — медицинское обслуживание. До революции, тяжело заболевший был обречен — при советской власти, его шансы выжить возросли на порядок. Также не любят повторять о восьмичасовом рабочем дне. Да, в предвоенный период он увеличился, но ни в какое сравнение не шел с царским временем: 12,14 и даже 16 часов. И конечно детский труд в СССР был уничтожен, как явление. Любителям постенать о «кровавой гэбне», пожелаю очутиться 12-летним ребенком на фабрике того же Саввы Морозова — после месяца работы сильно «попустит».