О характере государственном строе империи после 17 октября 1905 г.

Проблема изменения государственного строя России после Манифеста 17 октября имеет длительную и противоречивую историографическую традицию. Советская научная литература не сомневалась в том, что акт 17 октября лишь несколько видоизменил сущность самодержавия, покрыв последнее «конституционным лаком», оставив в неприкосновенности основные прерогативы короны. Зарубежная историография в большинстве своем придерживалась совершенно противоположного мнения. Один из наиболее ярких ее представителей, Р. Пайпс полагал, будто бы Манифест 17 октября и новая редакция Основных законов явились конституционными актами, открыв широкие возможности для реформирования самодержавия в конституционно-правовое государство. Особенно высоко он ставил учреждения законодательного народного представительства и свободы, прописанные в Основных законах 23 апреля 1906 г. и, по его мнению, де-юре осуществленные в империи в период премьерства П.А. Столыпина. Суждения зарубежной историографии относительно перемен государственного строя России в период революции 1905-1907 гг. уходят корнями в выводы литературы русского зарубежья. Наиболее последовательным сторонником конституционных изменений в характере самодержавия выступал В.А. Маклаков, в работах которого отстаивался тезис о превращении России в парламентскую монархию после 1905 г. Ему некоторое время возражал П.Н. Милюков, называвший Основные законы 23 апреля 1906 г. худшими из худших примеров худших зарубежных конституций. Тем не менее, как в период своего депутатства в Думе, так и в эмиграции, П.Н. Милюков неоднократно называл акты 23 апреля первой русской конституцией, а Государственную думу — парламентом. Широко известно его выступление с трибуны III Государственной думы, когда он толковал о на­ступлении в России эпохи парламентаризма.

Современная российская историография не пришла к единому выводу о характере изменений в государственном строе России, обусловленных Манифестом 17 октября. Существенная ее часть идет вслед за зарубежной литературой и готова согласиться с тем, что Государственная дума стала полноправным законодательным учреждением, Основные законы 23 апреля явились первой конституцией, а реформы П.А. Столыпина открыли возможность для быстрого превращения России в парламентскую монархию. Наиболее последовательные сторонники этой концепции даже утверждают, что свободы и демократия в России после 1905 г. стали образцом для развития демократических процессов в США и Западной Европе. Вместе с тем имеются фундаментальные научные школы, полагающие будто бы перемены существа самодержавной власти в итоге революции 1905 г. оказались весьма незначительными, а самодержавие — если и рассталось с частью своих прерогатив в 1905 — 1906 гг., то сумело их вернуть после убийства П.А. Столыпина и крушения его реформаторской программы в III Думе.

Для выяснения того, какие же перемены произошли в государственном строе империи в результате принятия Манифеста 17 октября, важно рассмотреть следующие проблемы. Во-первых, необходимо выяснить, под влиянием каких обстоятельств власть пошла на Манифест 17 октября. Во-вторых, следует очертить те полномочия, которыми обладало народное представительство в итоге актов 23 апреля. В-третьих, важно установить, какой программы преобразований придерживались власть и оппозиция. И, наконец, надлежит определить, в чем состояла реформаторство правительства П.А. Столыпина.

Правительственная идея реформирования существа государственного строя, благодаря формулировке Т. Эмманса, в историографии именуется политикой правительственного конституционализма. Понять ее границы означает объяснить, в какую сторону предполагала двигаться власть в начале XX в., могла ли она сговориться с оппозицией и, следовательно, предотвратить революцию 1905 г. Как известно, правительственный конституционализм 1860—1870-х гг. исходил из возможности народного представительства и постепенного преобразования самодержавия в конституционно-правовое государство, о чем свидетельствуют проекты П.В. Валуева и М.Т. Лорис-Меликова. Одобренная Александром 2 так называемая «конституция» Лорис-Меликова при известных условиях вела к коренному преобразованию самодержавия на представительных началах. Однако Николай II в середине 1890-х годов девизом своего царствования объявил сохранение и укрепление прерогатив самодержавия. Высшая бюрократия вплоть до осени 1904 г. не была замечена в попытках обсуждения какого-либо конституционализма. Лишь вынужденная заговорить о реформах под влиянием неудачи войны с Японией и под натиском оппозиции, она решилась вернуться к рассмотрению представительного начала в Особом совещании, созванном в ноябре 1904 г. Но даже под угрозой неминуемой революции власть не сумела ввести начало представительного строя. Лишь первая русская революция принудила правящие верхи сформулировать идею законосовещательного представительства, избранного на основании многоуровневого ценза. Вместе с тем реформаторство двора безнадежно отстало от требова­ний оппозиции, обращавшейся к царю с призывом немедленного созы­ва законодательной Думы путем всеобщего голосования и с правом контроля над правительством. Только октябрьская политическая стачка вынудила Николая II подписать Манифест 17 октября. Исключитель­но важно уяснить, что обещавший законодательную Думу Манифест не стал итогом последовательной реформаторской деятельности властей. Его вырвала у двора революция. Николай II и его ближайшее окружение не считали себя связанными указанным актом и рассматривали последний как временную уступку, которую надлежало при известных условиях взять обратно. Двор и правительство, не считаясь с Манифестом, не собирались видеть в Думе законодательный парламент с правом контроля над правительством и уже на рубеже 1905 — 1906 гг. предприняли ряд мер для ограничения полномочий народного представительства. Акты 20 февраля 1906 г. не позволяли Думе по собственному почину касаться пересмотра основных государственных законов, т.е. покушаться на права государя и прерогативы правительства. Они же весьма сузили бюджетные полномочия Государственной думы. Существенно указать, что процедура прохождения законов в Думе согласно этим актам позволяла учрежденному Государственному совету как второй палате отклонять принятые в Думе законопроекты без права для депутатов преодолевать вето Государственного совета квалифицированным большинством голосов. Помимо этого они наделили государя полномочиями не утверждать принятые в Думе и Госсовете законы без объяснения мотивов. Таким образом, акты 20 февраля позволяли правительству, контролировавшему формирование Государственного совета, блокировать любой не угодный властям и прошедший через Государственную думу законопроект. Они же лишали Думу какой-либо возможности контролировать назначение министров и привлекать их к ответственности за должностные преступления. Акты 20 февраля без какого-либо изменения вошли в новую редакцию Основных законов, принятых вопреки Манифесту 17 октября и протестам оппозиции помимо Первой Государственной думы до ее созыва. Своим поступком власть стремилась лишить Думу возможности, отталкиваясь от Манифеста 17 октября, законным путем изменить существо самодержавной власти, превратившись в Учредительное Собрание.

Очерченные властью прерогативы народного представительства выз­вали ярый протест оппозиции, добивавшейся с начала XX в. законодательного однопалатного парламента с безусловным правом контроля над правительством. Именно указанный лозунг стал ее знаменем в первой русской революции. Вот почему широкое либеральное и демократическое движение выступило категорически против актов 20 февраля и новой редакции Основных законов, не усматривая в них конституционного начала. Выражавший интересы оппозиции III съезд партии кадетов в апреле 1906 г. призвал Государственную думу не считаться с установленными для нее полномочиями и вопреки им добиться законодательного изменения существа самодержавной власти.

I Государственная дума на протяжении всей своей работы, завершившейся ее роспуском в начале июля 1906 г., вступила в принципиальный конфликт с правительством, требуя для себя права по собственному почину пересматривать Основные законы, а затем и назначать правительство. Ее позиция выражала преобладающие политические настроения в кругу широкой демократической общественности. Власти оставалось либо согласиться с ними и пойти на уступки, окончательно потеряв прерогативы самодержавия, либо пренебречь господствующи­ми общественными настроениями и распустить первое народное представительство. Колебания царя и правительства, пошедших на переговоры с думской оппозицией в июне 1906 г., их готовность в конце июня согласиться на подконтрольное Думе кадетское министерство свидетельствуют о том, что у властей не существовало какого-либо плана последовательного перехода к конституционному и представительскому началу. Власть обусловливала свое политическое поведение расстановкой сил, ее конституционализм целиком определялся либо силой, либо слабостью оппозиции. Только принужденная оппозицией она соглашалась с какими бы то ни было подступами к конституции. В пользу этого вывода говорит роспуск I и II Государственных дум и осуществ­ленное вопреки Основным законам изменения избирательного порядка 3 июля 1907 г. Программа П.А. Столыпина, сформулированная им еще в начале июля 1906 г. и одобренная Николаем II, не имела никаких шансов на осуществление в I и II Государственной думе, избранной на основе ценза 11 декабря 1905 г. Даже стесненная его границами либерально-демократическая оппозиция одерживала победу на выборах и контролировала народное представительство, через которое она пыталась провести конфискацию земли помещиков и ответственное перед Думой министерство. «Конституционализм» же Столыпина исходил из неприкосновенности частных наделов и защищал правительство от какого-либо контроля со стороны депутатов. Если согласиться с тем, что I и II Думы выражали преобладающее общественное настроение, то он коренным образом расходился с ним. Таким образом, сформулированная Столыпиным «конституционная программа » могла осуществляться в разрыве с преобладающими состояниями умов, не считаясь с господствующими политическими настроениями и посредством не избранной, а подобранной в угоду властям Государственной думы.

Как известно, программа П.А. Столыпина основывалась на коренном тезисе, согласно которому политическим преобразованиям в стране должно предшествовать разрешение крестьянского вопроса путем создания слоя зажиточных хозяев, который предполагалось сформировать через расслоение крестьянства, получившего возможность выходить из общины и укреплять в собственность надельные земли. Политические изменения в существе самодержавной власти П.А. Столыпин усматривал не в покушении на прерогативы государя и расширении прав Государственной думы, а в реформировании земских учреждений и местного суда. Не исключено, что он предполагал укрепить законом права и свободы, объявленные в новой редакции Основных законов 23 апреля 1906 г. Вместе с тем проекты П.А. Столыпина оставались весьма далеки от конституционализма и парламентаризма в западном их понимании. Как заявил П.А. Столыпин с трибуны Государственной думы, западноевропейский либерализм является чужеродным цветком на древе русской государственности. Необходимо указать и на то, что даже столь не близкая от идеалов западноевропейской демократии программа П.А. Столыпина потерпела в основном полное поражение в III Государственной думе и Государственном совете. Из всего предложенного им пакета законов успех сопутствовал только мерам по выходу крестьян из общины. Таким образом, весьма затруднительно говорить о проекте преобразований П.А. Столыпина как имевшего успех и открывшего дорогу России для широких преобразований.

Разумеется, Манифест 17 октября и новая редакция Основных законов 23 апреля внесли определенные изменения в политическую систему России. Конечно, они, на наш взгляд, в малой степени покусились на прерогативы самодержавия defacto. Однако юридически законодательные полномочия последнего оказались весьма сужены, поскольку ни один закон более не мог вступить в силу без одобрения его со стороны Государственной думы. Следовательно, отныне самодержавие не могло законодательствовать как ему заблагорассудится, не считаясь с обществом. Попав в подобную ситуацию, власти оставалось либо смириться с неизбежным, либо попытаться подобрать состав Государственной думы в угоду себе. Верное традиции не считаться с общественным мнением, русское самодержавие после 1906 г. пошло по последнему пути, приблизив начало второй русской революции.