Собирательство в палеолите бассейна Десны


Собирательство, как форма хозяйственной деятельности было в палеолите одной из важнейших отраслей присваивающего хозяйства. Это не только сам процесс собирания тех или иных продуктов, но и множество приемов их обработки и заготовки. В силу естественного разделения труда, как правило, собирательством занимались женщины и дети. Представления о собирательстве в палеолите, в силу специфики этой деятельности, основываются на немногочисленных археологических источниках и, одновременно, на множестве этнографических аналогий.

Успешное собирательство предполагает всестороннее знание естественных ресурсов и условий, свойственных району обитания общины. Об этом свидетельствуют данные, этнографов о так называемых «примитивных обществах». Австралийцы не только различают сотни растений, но и классифицируют их, причем около 40 видов используются с лечебными целями [Кабо 1986]. Индейцы хопи знают 350 видов растений, индейцы наваха – 500, а филиппинское племя хануну — 2000. Хануну классифицируют птиц по 75, змей по 12, рыб по 60, раков, пауков и многоножек по 24, насекомых по 108, пиявок по 4, а моллюсков по 85 категориям. При этом, например, в 108 групп насекомых входит не менее 1000 видов. Классификация и терминология, применяющаяся «примитивными обществами» не уступает номенклатуре Линнея. Нет оснований утверждать, что в палеолите ситуация была принципиально иной.
 

Спорово-пыльцевой анализ свидетельствует о наличии во флоре перигляциальной зоны множества растений пригодных для употребления в пищу и в качестве лекарственных средств. Возможности использования растительной пищи в арктических условиях весьма широки [Богораз
1991, С.130-132]. Растения не только были пищей, но и могли помогать сохранять запасы мяса. Пример — «консервы каменного века» — пеммикан индейцев Северной Америки, состоящий из смеси сушеного мяса, жира и диких ягод [Файнберг 1991]. Собиратели владели даже приемами приготовления из растений и грибов одурманивающих напитков [Богораз 1991, С.139-140].
 

Собирательство в конце палеолита, как установлено А.Н.Рогачевым, носило усложненный характер, то есть добытые крахмалистые корни (аир, рогоз и пр.) и зерна злаков проходили предварительную обработку (перемалывание) перед приготовлением и последующим употреблением. Свидетельство этому – распространение своеобразных каменных пестов-терочников из песчаника в виде небольших таблеток и каменных терочных плит [Рогачев 1973], в том числе на деснянских стоянках Чулатово 2 [Воеводский 1952], Тимоновка [фонды БГОКМ, БОМ №2656], Юдиново , оставленных одной группой населения. Полученная путем растирания пестом на терочном камне растительная мука из зерен и корневищ могла запекаться в специальных «пекарных ямках» у очагов, выявленных в Подесенье на стоянках Авдеево, Быки 1 и ряде других памятников. Таким образом, уже в палеолите возникли некоторые стереотипы поведения, свойственные более поздним земледельческим обществам.

Пищевым ресурсом, добываемым с помощью собирательства, служили не только растения и грибы, но и представители животного мира, например моллюски. Конечно, на памятниках палеолита Подесенья нет раковинных куч, как на приморских стоянках, однако фрагменты раковин речных двустворок (беззубок, перловиц) встречены в мустьерской стоянке Чулатово 3 и в относящихся к верхнему палеолиту Быках 5 и Чулатово 1. К.М. Поликарпович [1968, С.97-98] перечисляет встреченные в культурных слоях виды мелких грызунов, которые, в случае голода могли стать добычей людей. Для их добывания из нор, по его мнению, могли применяться копалки из ребер мамонта. Впрочем, этим орудиям чаще находилось иное применение, нежели раскапывание мышиных нор (а если таковое делалось, то скорей для того, чтоб поживиться зимними запасами грызунов). Исключением был лишь сурок-байбак, который внесен нами в состав охотничьей фауны. Копалки использовались и для выкапывания съедобных растений, и для земляных работ (углубленные жилища, хозяйственные ямы, ямки- хранилища и пр.) на территории поселений. Копалки из ребер мамонта первым выделил в коллекции Елисеевичей К.М. Поликарпович, в апреле 1940 г. долживший об этом в МАЭ АН СССР. С той поры аналогичные орудия обнаружены в Пушкарях, Авдеево, Быках, Хотылево 2, Елисеевичах 2 и на других памятниках [Борисковский 1953; Гвоздовер 1953, с.192-226; Григорьева 2002; Поликарпович 1968, с.97-101; исследования автора]. Собранные Поликарповичем материалы по костяным копалкам, вошли в его посмертно изданную монографию в сильно урезанном виде [ЮКМ, ф.1,д.61,л.1-36]. К копалкам примыкают более редкие мотыги из бивня мамонта [Абрамова, Григорьева 1997, Семенов 1957, Gvozdover 1995]. В отличие от копалки мотыга крепилась на рукояти и была более совершенным орудием. Появившаяся в палеолите как орудие собирательства, она позднее стала технической основой мотыжного земледелия. С помощью копалок и мотыг добывали из грунта не только съедобные корни и мелких животных, но и минеральное сырье. Следы собирательства в палеолите Десны сведены в Таблице 1.

sobera1

Немаловажный аспект собирательства – добыча минерального сырья, основы каменной индустрии. Главным видом сырья в Подесенье был кремень, лишь изредка применялся кварцит. При наличии выходов кремня в непосредственной близости от поселения процесс его добычи был предельно упрощен. Если же таких месторождений вблизи не было, то в теплое время года организовывались походы к ним. То же касается и сырья для минеральных красок – сферосидерита, лимонита и т.п. Краевед из Бежицы Н.И.Лелянов был одним из первых, кто уделил внимание месторождениям кремня в верхнем Подесенье. Он обследовал окрестности с. Хотылево и, основываясь на наличии там больших запасов минерального сырья, предположил наличие палеолита [ЮКМ,ф.1, д.49/2,л.3; Лелянов 1935]. Уже после трагической гибели Лелянова поискам месторождений кремня в Подесенье уделили внимание К.М.Поликарпович и его ученик Ф.М.Заверняев.В 1951 г. им удалось обследовать несколько месторождений кремня (Тимоновка, Супонево, Выгоничи, Дятьковичи, Вщиж), что привело к выводу: «наиболее вероятным местонахождением, откуда происходят кремни Елисеевичской стоянки, следует считать с.Вщиж, расположенное к северу – северо-востоку от Елисеевичей на расстоянии 32-33 км» . Лишь в 1970-х гг. в результате продолжающихся полевых исследований стало ясно, что население подавляющего большинства памятников палеолита в долине Десны расположено непосредственно близ кремневых месторождений. Не исключением оказались и Елисеевичи [Грехова 1987]. Наиболее удалены от природных выходов стоянки в Юдиново, их обитатели могли ходить за кремнем в район Пушкарей на расстояние 1-2 дневных переходов (40-80 км) [Абрамова, Григорьева 1997]. Иная ситуация сложилась в Посеймье. Долго считалось, что источником кремня для обитателей Авдеевской стоянки, как и для обитателей стоянок в Костенках на Дону, служили месторождения в Поосколье, отдаленные почти на 200 км. Решени-
ем проблемы авдеевского кремня занялись В.И.Беляева и С.Н.Алексеев. Они выявили и обследовали месторождения кремня у с.Кремяное и еще несколько пунктов по р. Крепна и р.Суджа, которые, вероятно служили основным источником минерального сырья в Курском Посеймье . В период максимального врезания рек выходы кремня в Посеймье могли становиться доступными на больших пространствах, этот вариант рассмотрен в курсовой работе автора (1985 г.), посвященной геологии Сеймского палеолита. В 1990-2005 гг. автор обследовал известные местонахождения природного кремня в бассейне Десны. Выяснилось, что Вщижское и Выгоничское отличаются низким качеством сырья (каверны, трещиноватость). Остальные же месторождения (Бетово, Хотылево, Новгород-Северск, Елисеевичи) вполне могли служить источниками качественного кремня. Подводя итог, можно утверждать, что в бассейне Десны проблема добычи высококачественного кремня не стояла столь остро, как на Дону. Населению не было необходимости совершать двухсоткилометровые переходы в поисках сырья для орудий, час- то поселения размещались вблизи месторождений, что упрощало минеральное направление собирательства.

Пытливый ум предков, собиравших минеральное сырье, был заинтригован остатками ископаемых организмов – фоссилиями. Человек еще не мог объяснить их происхождение, но уже приносил их в жилища, пытался использовать застывшую в камне красоту минувших эпох для украшения места обитания и самого себя, наделяя таинственные предметы магическими и целительными свойствами. Так фоссилии становились палеоартом. Исследование палеоарта может пролить свет на такие проблемы, как территории деятельности общин, пути миграций и связи древнейшего населения, ибо место обитания той или иной группы людей может не совпадать с местом добычи фоссилий.

Янтарь – ископаемая смола меловых и палеогеновых хвойных – доставлялся из месторождений близ Киева на Днепре. Среди памятников с находками янтаря и изделий из него для бассейна Десны назовем Чулатово 1, Мезин, Юдиново. Наиболее интересно найденное в землянке «Ь» Авдеево-Нового ожерелье из зубов песца с янтарной бусиной в центре [Gvozdover 1995]. Четко прослеживается зона распространения янтаря, как предмета палеоарта на Русской равнине: среднее Поднепровье, Подесенье и Посеймье.

Часты находки в культурных слоях останков головоногих моллюсков белемнитов. Они принесены людьми, хотя не всегда подвергались обработке. Фрагменты ростров Belemnitella sp. встреченные в Авдеево [набл. авт.1982-89], были добыты из выходов мергелей мелового периода близ стоянки, либо из мела на месторождениях туронского кремня. Три фрагмента ростров найдены в Юдиново, конец одного из них затерт человеком. Г.В.Григорьева считает, что фоссилии искусственно расколоты вдоль [Абрамова, Григорьева, Кристенсен 1996], но именно так ростры часто распадаются в естественных условиях. Обломок ростра Belemnitella sp. найден автором в Быках 1 среди следов легких наземных жилищ. Два белемнита встречены в яме-кладовой в полу жилища Пушкари 1 . Раковины морских брюхоногих (в меньшей степени двустворчатых) моллюсков пользовались в палеолите особой популярностью. Чаще всего они были деталями ожерелий и нашивками, но иногда применялись в качестве небольших сосудов. Ф.М.Заверняевым в Хотылево 2 найдены 7 раковин Gryphaea dilatata, использовавшиеся как чаши, скребки и емкости для охры. Еще одна такая раковина обнаружена К.Н.Гавриловым в 1997 г. [БГОКМ, БОМ №7458, 9006]. По краю одной из них сделаны ритмичные нарезки. Происходят эти раковины из серых и черных глин келловейского яруса юрской системы и могли добываться с сидеритом, использовавшимся для получения минеральной краски. Выходы юрских глин встречаются на левобережье Десны, в долине р. Болва.

В Мезине найдены подвески из раковин Cerithium vulgatum Brug и Nassa reticulauta L. (тирренские и карангатские отложения черноморского побережья) и Buсcinium sp. и Cardium sp. (сарматские отложения, миоцен южной Украины, вероятно район г. Никополь) [Руденко 1959]. В Юдиново определены многочисленные Nassa reticulauta L.– 43 экз., Teodoxus pallasi (семейство неритид) – 2
экз. Отдельные раковины принадлежат Cyclope neritea, Pisidium amnium, Cerastoderma isthmium. В 42-х экз. было проделано отверстие для подвешивания в ожерельях и нашивания на одежду. В Тимоновке так же встречались просверленные для нанизывания раковины морских брюхоногих. Такие же раковины Nassa reticulate L. встречены на Юдиново 3 В.Я. Сергиным. Рельефный орнамент поверхности раковин мог наталкивать древних художников на определенные сюжеты в косторезном деле. Останки многощетинковых морских червей семейства Serpulidae встречаются на
палеолитических поселениях реже раковин моллюсков. Известковые трубочки серпулид, использовавшиеся, как подвески, в количестве нескольких десятков известны со стоянки Елисеевичи.

Поверхность краев большинства была заглажена от ношения в качестве ожерелья, часть еще не просверлена (заготовки). Подобные фоссилии известны и из Хотылево 1, но к последним следует отнестись осторожно: они могут происходить из подстилающих песков сеноманского яруса, не имея отношения к палеолиту. Находки останков ископаемых позвоночных, не являвшихся современниками древнего человека, на стоянках редки. На мустьерской стоянке Бетово найдены зубы акулы, происходящие из меловых отложений в окрестностях древнего поселения. Позвонок плезиозавра встречен Ф.М. Заверняевым при раскопках Хотылево 2

Подводя итог использованию палеоарта в палеолите бассейна Десны, можно сказать, что подавляющее большинство фоссилий ископаемых беспозвоночных использовались в палеолите в качестве подвесок, ожерелий, вероятно имевших с точки зрения палеолитического человека магическую силу, оберегающую, защищающую владельца. Нельзя не признать наличие у наших предков и развитого эстетического чувства (Таблица 2).

sobera2

Как янтарь, редкие морские раковины и прочие «диковины» попадали в бассейн Десны? Наиболее вероятный ответ таков: путем обмена с другими социумами, в зоне деятельности которых можно собрать подобные уникумы. Обмен как инструмент социальной интеграции в первобытном обществе по наблюдениям этнографов весьма многообразен. Это обмен не только материальными ценностями, иногда символическими, но и духовными – знаниями, мифами, обрядами и песнями, составляющими собственность индивидов или общин (диффузия культуры).

Существовал ли обмен в палеолите? Начиная с ранних эпизодов историографии вопроса, мы наблюдаем в две антагонистических позиции во взглядах на проблему обмена в палеолите: признание наличия межобщинного обмена в какой-либо форме и его полное и безоговорочное отрицание. Сторонником первой точки зрения был еще один из основателей палеолитоведения Г.Обермайер, полагавший, что уже в глубокой древности существовала меновая торговля . Осторожно поддержал идею и П.И.Борисковский [1953, С.273], считавший, что морские раковины попали в Мезин путем «редкого случайного обмена». К аналогичным выводам склонялся И.Г. Пидопличко [1959]. В.Р.Кабо называет межобщинный обмен одной из важнейших универсалий первобытного общества охотников и собирателей. Вторую точку зрения отразил И.Г.Шовкопляс, ссылающийся на мнение Ф. Энгельса о том, что появление даже редкого обмена относится к периоду, предусматривающему временное разделение труда (т.е. временную работу мастеров за счет общества). Только на этом основании он считал, что любые предметы неместного происхождения могли быть получены лишь в процессе передвижения группы людей по различным территориям. Но раковины из Приазовья и Причерноморья не могли попасть на деснинские стоянки непосредственно с места находки. Трудно предположить, что общины Мезинской и Юдиновской стоянки снаряжали экспедиции на 1000 км к югу, целью которых были исключительно раковины. Южнее бытовал совершенно иной хозяйственный уклад охотников на бизона. Они, в свою очередь, переселиться севернее на Десну вряд ли хотели – их быт был адаптирован к среде, пищевых ресурсов хватало, а значит, не было нужды в реадаптации к иным природным условиям. Маловероятно, что «мезинцы» и «юдиновцы» были хорошо знакомы с лежащей южнее Днепра местностью, не связанной с их охотничьими потребностями (мамонтом). Без такого знания «бросок на юг» был обречен. Следовательно, допущение обмена в палеолите, причем достаточно регулярного, неизбежно для объяснения факта появления многочисленных морских раковин и янтаря на деснинских стоянках. Постепенный рост сходства инвентаря и поделок на все более широком круге памятников в конце палеолита может быть одним из свидетельств постепенного роста межобщинного обмена.

Обмену не должны были мешать приписываемые первобытным народам жесткие разграничения по принципу СВОЙ–ЧУЖОЙ. На наш взгляд, эта грань в палеолите лежала в первую очередь в области стереотипов поведения, а не в области типологии украшений. То есть запрет мог налагаться на изготовление «чужих» бытовых вещей. Украшения же и для более поздних периодов служат археологом в основном датирующим, а не культуроопределяющим источником. Именно украшения и предметы палеоарта могли служить древнейшими предметами обмена наряду с пищей и минеральным сырьем. Готовность к обмену складывалась там, где уже на стадии первобытной общины коллектив начинал получать не только жизнеобеспечивающий, но и определенный избыточный продукт (пусть и в виде предметов палеоарта). Вместе с избыточным продуктом и зародился обмен в межобщинной форме, при которой различные коллективы снабжали друг друга исключительно специфическими богатствами их природной среды (ценными сортами камня, дерева, раковинами, минеральной краской, янтарем и т.п.). Что касается редкости и случайности процессов обмена, на чем акцентировал внимание П.И. Борисковский, следует заметить, что таковыми эти процессы можно было бы считать, если бы речь шла о единичных находках. Широкое распространение определенных типов раковин в бассейне Десны и Среднем Поднепровье позволяет сделать предположение о появлении в конце палеолита определенного обменного эквивалента. Этому имеется масса этнографических аналогий на островах Океании и Новой Гвинеи. Предметом торга могли быть некоторые виды редкого сырья (к примеру, янтарь или минеральная краска), костяные и деревянные изделия, украшения. Мы можем пред- положить и наличие символических, обрядовых компенсаций при межродовом, межобщинном обмене женщинами, при заключении брака.

Вернувшись к собирательству, рассмотрим гигантские костные скопления на древних поселениях. Еще на рубеже ХХ века, при раскопках в Пшедмости (Моравия), где было обнаружено костище из останков более 1000 мамонтов, встал вопрос: как первобытный человек с его примитивными орудиями мог добыть такое количество гигантских животных. Ответ дала гипотеза геолога Стеенструпа: человек не столько охотился, сколько употреблял в пищу погибших и замерзших мамонтов. Гипотеза оказалась популярной. В России её приветствовали В.А. Городцов [1923, С.230-232] и В.И. Громов: «Наличие большого числа костей без всяких следов деятельности человека… наводит на мысль о наличии здесь кладбища мамонтов, погибших без участия человека и позднее частично использованных человеком для своих хозяйственных целей» . Все памятники палеолита с массовыми скоплениями мамонтовых костей Громов считал располагавшимися близ таких «мамонтовых кладбищ», использовавшихся по мере надобности. Сходного мнения о происхождении скоплений мамонтовых костей придерживался И.Г. Шовкопляс . Однако гипотеза была категорично отвергнута советскими палеолитоведами. «Если допустить, что гибель мамонтов действительно имела массовый характер, — пишет К.М. Поликарпович, — и была весьма частым явлением, то все же необходимо согласиться и с тем, что при редкости верхнепалеолитического населения не все замерзшие мамонты могли быть людьми найдены и потреблены. Какая-то часть из числа этих трупов все же должна была уцелеть и остаться в тех местах, где они оказались замерзшими. Далее необходимо допустить, что с потеплением, наступившим в позднеледниковое время, мягкие части всех этих трупов должны были бы сгнить и исчезнуть бесследно, а все кости от этих трупов должны были уцелеть в ненарушенном анатомическом порядке. Вполне естественно было бы ожидать, что в современную эпоху должны были бы происходить хотя бы и редкие находки целых костяков мамонта. Безусловно, такие находки, если бы они имели в действительности место, обратили на себя внимание…» [ЮКМ, ф.1, д.115/2 л.17-18]. Аргументы были бы убедительны, если бы речь шла об использовании павших мамонтов в пищу. Но проблема в феномене костяной архитектуры, впервые открытой самим Поликарповичем на стоянке Юдиново. На сооружение одного дома уходили кости 20-30 мамонтов. Если все они были съедены, то следует допустить, что до сооружения жилищ даже очень прожорливые обитатели стоянки должны были провести не одну морозную зиму под открытым небом – до поры, пока накопится необходимое количество строительного материала.

Чтобы выйти из интеллектуального тупика, следовало отказаться от представления, что все мамонты были съедены. В.Я. Сергин считает, что при основании поселений часть костного материала могла быть результатом собирательства. Однако массивные кости мамонта неудобны для транспортировки. Неужели наши предки были обречены ходить многие километры то по мо-
розной, то по заполненной тучами гнуса тундростепи в поисках очередной кости? Основа большинства костяных домов – выстроенные в круг черепа. Череп мамонта с бивнями весит более 100 кг. Реально ли доставить десяток-другой таких предметов с расстояния в километры? Строительство домов эпохи палеолита начинает напоминать постройку египетских пирамид.

В 1970-х гг. был открыт феномен «мамонтовых кладбищ» – природных скоплений останков мамонта . Предположение о «мамонтовом собирательстве» нам удалось убедительно обосновать, допустив использование человеком «кладбищ», располагавшихся вблизи поселения. К сходным выводам о расположении стоянок в местах массовой гибели мамонтов пришла и О.А.Соффер  рассматривающая мамонта как, в первую очередь, объект собирательства, а не охоты.

sobera3

Решающее условие выживания людей в местности с отрицательными зимними температурами – наличие утепленного жилища и его отопление. Теоретически, главными критериями выбора места круглогодичного поселения должны быть запасы топлива и строительного сырья в ближайших окрестностях. Что служило источником этих запасов в условиях приледниковой лесостепи, слабо облесенной с малоснежными зимами? Постройка деревянных жилищ и снежных иглу невозможна. Остается вариант сооружения чумов, яранг, полуподземных домов, перекрытых пологом из шкур. Для покрытия таких жилищ современные северные народы используют жерди, шкуры и дерн, крупные камни и кости кита идут на создание массивного основания. В палеолите для фундамента часто использовали кости мамонта. Если шкуры-покрытия было легко транспортировать на значительные расстояния, то кости мамонта – отнюдь. Их источник должен был быть неподалеку. Основным видом топлива в течение последнего оледенения на Русской равнине была тоже кость. Кости, полученные в результате охоты, не могли обеспечить бесперебойное отопление.

Могли ли мамонтовые «кладбища» быть более надежным источником топлива? Свежая кость пригодна для растопки в сочетании с небольшим количеством сухих веток, травы, что было проверено нами экспериментально. Сохраняла ли эти качества кость, пролежавшая годы и десятилетия? Лежавшие несколько лет на открытом воздухе в Костенках кости слона, павшего Ленинградском зоопарке, стали непригодны для растопки, но приледниковый климат то воссоздан не был! Более чистый эксперимент поставила природа: кости из вечномерзлых грунтов Сибири богаты органикой и способны поддерживать горение. В резко континентальных условиях кость из скоплений оказывалась обезвоженной, что облегчало растопку. «Мамонтовые кладбища» были основным источником топлива и строительного сырья в центре Русской равнины во время последнего оледенения. Таким образом, имеются свидетельства широкой, разнообразной, сложной собирательской деятельности палеолитического населения бассейна Десны, накладывавшей отпечаток не только на быт и хозяйство, но и на стратегию расселения наших предков.

Оцените статью!


: 3 комментария
  1. Simeon 7

    История древности – это настолько приблизительная и построенная на домыслах наука, что кажется, будто заниматься ею и проповедовать свои бредовые идеи может всякий шарлатан. Так ли все было на самом деле, как описывается в учебниках (особенно написанных в последние годы), проверить практически невозможно. Разве что со временем ученые изобретут машину времени, и мы сможем узнать историческую истину!

  2. computerembroidery.ru

    Стоянка расположена на высоком мысу близ современного русла Десны, к западу от села Хотылёво, которое в свою очередь лежит в 25 км к северо-западу от г. Брянска.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *